Дохлокрай

Нас, любителей поработать, и дустом потом не выведешь.

В коридоре яркий свет. И моя тень заинтересованно присматривается к своим товаркам, появившимся в проёме. А-а-а-а… всё стразу ясно. Длинная, острая и худая жердина главбухини, кокетливая клепсидрочка финансовой повелительницы и высокий твёрдый параллелепипед исполнительного директора. Да и голоса тоже их.

Действительно, прямо удивительно, соглашусь с нашей остро-худой, и чего это вы в пятницу, да? Ну-ну, конечно бюджет готовите. Тень-подружка согласно кивает головой, наверняка уже перекинувшись парой слов с такими же, как и она. Хотя… есть, всегда, два варианта. При первом — две тени, та, которая с выпуклостями и строго-жёсткая, будут стоять в обнимку, и любоваться закатом. Во втором, те же, будут сплетаться во-о-он на том самом диване, кожаном и скрипучем, что стоит у финансини в кабинете. Кто знает, какой лучше для разведённого мужика и матери двух детей, на которую давно забил ейный муженёк?

Бухгалтерша идёт к лифту. Даже и смотреть не нужно, чтобы понять, какое у неё сейчас выражение лица. Ну, точь-в-точь как девушка из Смольного, которая застукала на сеновале кучера Семёна с кухаркой Палашкой. Такое же, наверняка, как будто зараз съела кило лимонов. Развратники, ага, и на семью ей, финдиректору, глубоко наплевать. Эх, грымза ты, грымза…

Моя тень соглашается и представляет, как вечером из подъезда, где живёт наш острый главбух, выйдут: похожая на страдающего (хотя куда уж дальше) полнотой Винни-Пуха, тень её мужа, её собственная, и похожие на сиамских близнецов, семенящие сына и его жены. Погрузятся в пузатенькую «одиннадцатую», которая при закате будет, отражаясь в сером асфальте, похожа на минивен. И упылят на дачу. На все выходные. И давай там, выдавать стахановские рекорды по вскапыванию-полке-обрезке-корчеванию-поливке-и-посадке. А второй вариант? Есть, лежит запылённым на антресолях, и в нём глубокие тени, полненькая и острая, ложатся в сторону от театральных кресел. А сиамская… она теряется среди многих таких же где-то, где весло, много музыки, света стробоскопов и веселья. Возможно ли?

Всё, всё, подруги-товарищи, я тоже ухожу. Моя тень, радостно подпрыгивая, идёт со мной к лифту. Сзади чуть слышно скрипит дверь, закрываясь. Счастья вам. И людям, и их спутникам.

Ох, как на улице-то хорошо! Солнце ещё высоко, тепло, пахнет ещё свежими, хотя уже и не клейкими, берёзовыми листочками. Прямо хоть пой от наслаждения жизнью. Вперёд, вперёд. Сегодня мы без автомобиля, своим ходом. И очень даже не против. Ни я, ни моя тень. Она бежит сейчас впереди, рассматривая встречных и поперечных. Любопытная у меня подруга. Да и я тоже, если уж откровенно говорить. Ничего не могу с собой поделать, люблю наблюдать за людьми.

Вот, красиво, как по подиуму, идёт девочка, совсем молоденькая. Волосы до попы, ноги длинные-шоколадные, разрез на лёгком платье до… самой верхней из всех верхних, трети бедра, в верхнем вырезе — не то, что прыгает, нет. Там плавно, как морские волны, колышется. Очёчки и сумка от «Gucci», туфли от ещё кого-то. А тень? Ну-у-у на те… чего это она такая сгорбленная? И плечики трясутся. Подруга, а сходи… уже успела, ну умничка. И?

Ну конечно. А чего ж ещё могло быть? Думать надо было, думать, своей красивой головой. Да, такие они, мужики, а ты что себе думала? Ну, не плачь. И стоит-то совсем ничего… А варианты? Наверное, их будет больше, чем два. Красивая молодая женщина с упакованным кавалером под ручку. В глазах упоение жизнью и своей красотой, ни сожаления о том маленьком куске фарша, который не так давно вытащили из неё. А по ночам, когда очередной тест на беременность летит в ведро с кусками использованной туалетной бумаги — слёзы, слёзы и боль. Она же, такая же красивая, но не такая уверенная в себе и в жизни, толкающая впереди себя коляску, купленную через газету «Из рук в руки», в корзинке пакет из «Магнита» или «Пятёрочки». И та же самая красавица, только с коляской из «Детского мира», модной, трёхколёсной. И с упакованным товарищем. Какой будет, а, подруга-тень? И я не знаю… Ладно, иди красиво, бабочка-папильон, всё у тебя образуется.

А это кто? Ох, какие они. Даже не тянет назвать дедом или бабкой. И даже пенсионерами не тянет обзывать. Не подходит оно ни к гвардейской выправке пожилого мужчины с рядом орденских планок, ни к его женщине, в лёгком летнем плаще и шёлковом шарфике на шее. Идут плавно, аккуратно и уверенно. Смотрят на мир уже не такими, как в юности, цветными глазами. Но всё равно — твёрдо и чуть с насмешкой. А моя подруга уже закрутилась перед аристократически вычурными их спутниками, сняла, взявшуюся откуда не возьмись треуголку, помотала плюмажем, отвешивая церемониальный поклон. Дама пролорнировала молодого (ну да, подруга сейчас в образе) повесу. Кавалер качнул гордой, гвардейской головой с римским профилем. Вот ведь, были люди в их-то время…

Вперёд, вперёд. По лестнице, шаркая в прыжке подошвами «Конверсов» по выщербленным ступенькам.