Добавить в моё избранное
150 мин, 40 сек 15383
Затем, спустя минуту, шум затих
Борясь с охватившей его паникой, он медленно, держа в одной руке ружье, а в другой свечу, снова подошел к кровати. Посветил свечой вплотную к телу. Оно так и не шевельнулось. Приглядевшись, он понял, что перед ним женщина. Или, была ею. Длинноватый, узкий нос, длинные темные волосы. По комплекции худощавая, почти как подросток. Она лежала как окаменевшая. Голова запрокинута под небольшим углом. Закрытые глаза устремлены в потолок, руки широко раскинуты по сторонам. Нижняя часть тела под одеялом. Ее рот полуоткрыт в жуткой застывшей гримасе, слегка обнажая желтоватые в тусклом свете свечи зубы. Иван медленно, все еще не веря своим глазам, гоня прочь страшные мысли, посветил свечой вдоль всего ее тела, обследуя его взглядом с головы до ног. Он тихо положил ружье на пол. Свободной рукой, он трогал ее тело, ее голову, ноги, исследуя ее, стараясь найти какие либо признаки жизни в ней, и когда он полностью осознал, в чем причина ее неподвижности, он не смог сдержать крика. Женщина лежащая перед ним была мертва. Уже холодная и окоченевшая. От нее исходил еще очень слабый, но уже уловимый запах разложения. Свеча выпала из его рук. Не в силах совладать с собой, он, шатаясь, подошел к подоконнику и долго и натужно блевал. Тот шум, который он поднял, вызвал новую серию тех самых непонятных, но уже знакомых ему звуков. Но что самое страшное — эти звуки шли именно от мертвого тела!!! Судорожными движениями он снова зажег свечу. Ружье осталось на полу рядом с кроватью. Готовый ко всему, медленно, он подошел к лежащей женщине. Она все так же лежала неподвижно, одеревеневшая в своей последней позе. Так и есть — она мертва, он вновь, медленно провел свечой вдоль ее тела, не сводя с нее цепкого взгляда, пока, наконец, он не увидел источник того неясного слабого шума — у самых ног женщины, у ее ступней, лежал какой-то темный ворох тряпья. От этой кучки шел какой-то сладковатый, мимолетный и до боли знакомый, но давно забытый запах, природу которого, он все еще не мог точно определить. Пересилив страх, дрожащей рукой, одну за другой, он стащил тряпки и оттого, что увидел, по всему его телу прошла волна ужаса и жалости. Из его груди вырвался возглас:
«Бог ты мой!»
На подстилающей кучке тряпья лежал голенький ребенок, новорожденный, еще розовый, покрытый тонкой пленой не то прозрачной смазки, не то пота. Высвобожденный от всех накинутых на него тряпок, новорожденный зашевелился, нашел свою руку и стал жадно сосать свои пальцы. Его глаза были плотно закрыты. А в уголках глаз скопилась затвердевшая в комочки глазная слизь. Иван отбросил в сторону очередную тряпку. Это была девочка. В нос сразу ударил специфический запах — под ней, уже загустели и превратились в кашицу ее первые детские экскременты. А простынка под ней была влажной от пота и мочи. Повинуясь древнему инстинкту, Иван взял ребенка на руки. Ребенок, не вынимая ручонок изо рта, лишь жалобно пискнул.
Все еще ошеломленный, раздавленный увиденным и раздираемый чувством страха и жалости, Иван держал ребенка на своих руках, не уверенный ни в чем, все еще не понимая всю сложность своего положения. Мысли в его голове и чувства в его сердце проносились как метеоры. Ребенок, один, в лесу, в тайге безлюдной на многие десятки, если не сотни километров, при мертвой матери — видать совсем недавно то умерла — запах, хоть и присутствовал, но еще не сильный. Наверное, еще и оттого, что воздух здесь такой. Как вообще она здесь оказалась? Она ведь не местная, нет — это точно! А кто она тогда?!
Иван снова склонился над кроватью. И осторожно положил ребенка рядом с женщиной. Девочка молчала вполне удовлетворенная посасыванием своих пальцев. Он снова посветил полным светом свечи на лицо женщины, всматриваясь в нее, мелко дрожа, все еще боясь в душе этой женщины, но, тем не менее, стараясь узнать ее.
Он сдернул ветхое одеяло с ее нижней части и увидел что там, внизу, на ней ничего не было, ее узкие ноги были изогнуты большой, задеревеневшей в трупном окоченении буквой О, а на них отчетливо проглядывали какие-то густые темные, бесформенные пятна. При ближайшем рассмотрении, под ней, между ее ног, он обнаружил большое, темное, густое, продолговатое пятно. Иван, борясь с брезгливостью, провел пальцем по пятну. Вещество было чем-то полужидким, вязким как клей на ощупь и пахло затхлым мясом. Придвинув свечу вплотную, он, наконец, понял — эта была свернувшаяся кровь.
«Господи сохрани»… выдохнул он, отступая назад…
… Голова болела, но не сильно… Он сидел на полу, опершись спиной о стену, тупо глядя на то, как шипит и весело колышется пламя в печи. Он как мог, старался взять себя в руки, успокоиться, опомниться после всех этих событий. Он сидел, потеряв отсчет времени, против воли поглядывая время от времени в сторону кровати, на бледное лицо мертвой женщины, и медленно, по капле, осознавая всю тяжесть своего положения, положения той малютки, которую он нашел.
Борясь с охватившей его паникой, он медленно, держа в одной руке ружье, а в другой свечу, снова подошел к кровати. Посветил свечой вплотную к телу. Оно так и не шевельнулось. Приглядевшись, он понял, что перед ним женщина. Или, была ею. Длинноватый, узкий нос, длинные темные волосы. По комплекции худощавая, почти как подросток. Она лежала как окаменевшая. Голова запрокинута под небольшим углом. Закрытые глаза устремлены в потолок, руки широко раскинуты по сторонам. Нижняя часть тела под одеялом. Ее рот полуоткрыт в жуткой застывшей гримасе, слегка обнажая желтоватые в тусклом свете свечи зубы. Иван медленно, все еще не веря своим глазам, гоня прочь страшные мысли, посветил свечой вдоль всего ее тела, обследуя его взглядом с головы до ног. Он тихо положил ружье на пол. Свободной рукой, он трогал ее тело, ее голову, ноги, исследуя ее, стараясь найти какие либо признаки жизни в ней, и когда он полностью осознал, в чем причина ее неподвижности, он не смог сдержать крика. Женщина лежащая перед ним была мертва. Уже холодная и окоченевшая. От нее исходил еще очень слабый, но уже уловимый запах разложения. Свеча выпала из его рук. Не в силах совладать с собой, он, шатаясь, подошел к подоконнику и долго и натужно блевал. Тот шум, который он поднял, вызвал новую серию тех самых непонятных, но уже знакомых ему звуков. Но что самое страшное — эти звуки шли именно от мертвого тела!!! Судорожными движениями он снова зажег свечу. Ружье осталось на полу рядом с кроватью. Готовый ко всему, медленно, он подошел к лежащей женщине. Она все так же лежала неподвижно, одеревеневшая в своей последней позе. Так и есть — она мертва, он вновь, медленно провел свечой вдоль ее тела, не сводя с нее цепкого взгляда, пока, наконец, он не увидел источник того неясного слабого шума — у самых ног женщины, у ее ступней, лежал какой-то темный ворох тряпья. От этой кучки шел какой-то сладковатый, мимолетный и до боли знакомый, но давно забытый запах, природу которого, он все еще не мог точно определить. Пересилив страх, дрожащей рукой, одну за другой, он стащил тряпки и оттого, что увидел, по всему его телу прошла волна ужаса и жалости. Из его груди вырвался возглас:
«Бог ты мой!»
На подстилающей кучке тряпья лежал голенький ребенок, новорожденный, еще розовый, покрытый тонкой пленой не то прозрачной смазки, не то пота. Высвобожденный от всех накинутых на него тряпок, новорожденный зашевелился, нашел свою руку и стал жадно сосать свои пальцы. Его глаза были плотно закрыты. А в уголках глаз скопилась затвердевшая в комочки глазная слизь. Иван отбросил в сторону очередную тряпку. Это была девочка. В нос сразу ударил специфический запах — под ней, уже загустели и превратились в кашицу ее первые детские экскременты. А простынка под ней была влажной от пота и мочи. Повинуясь древнему инстинкту, Иван взял ребенка на руки. Ребенок, не вынимая ручонок изо рта, лишь жалобно пискнул.
Все еще ошеломленный, раздавленный увиденным и раздираемый чувством страха и жалости, Иван держал ребенка на своих руках, не уверенный ни в чем, все еще не понимая всю сложность своего положения. Мысли в его голове и чувства в его сердце проносились как метеоры. Ребенок, один, в лесу, в тайге безлюдной на многие десятки, если не сотни километров, при мертвой матери — видать совсем недавно то умерла — запах, хоть и присутствовал, но еще не сильный. Наверное, еще и оттого, что воздух здесь такой. Как вообще она здесь оказалась? Она ведь не местная, нет — это точно! А кто она тогда?!
Иван снова склонился над кроватью. И осторожно положил ребенка рядом с женщиной. Девочка молчала вполне удовлетворенная посасыванием своих пальцев. Он снова посветил полным светом свечи на лицо женщины, всматриваясь в нее, мелко дрожа, все еще боясь в душе этой женщины, но, тем не менее, стараясь узнать ее.
Он сдернул ветхое одеяло с ее нижней части и увидел что там, внизу, на ней ничего не было, ее узкие ноги были изогнуты большой, задеревеневшей в трупном окоченении буквой О, а на них отчетливо проглядывали какие-то густые темные, бесформенные пятна. При ближайшем рассмотрении, под ней, между ее ног, он обнаружил большое, темное, густое, продолговатое пятно. Иван, борясь с брезгливостью, провел пальцем по пятну. Вещество было чем-то полужидким, вязким как клей на ощупь и пахло затхлым мясом. Придвинув свечу вплотную, он, наконец, понял — эта была свернувшаяся кровь.
«Господи сохрани»… выдохнул он, отступая назад…
… Голова болела, но не сильно… Он сидел на полу, опершись спиной о стену, тупо глядя на то, как шипит и весело колышется пламя в печи. Он как мог, старался взять себя в руки, успокоиться, опомниться после всех этих событий. Он сидел, потеряв отсчет времени, против воли поглядывая время от времени в сторону кровати, на бледное лицо мертвой женщины, и медленно, по капле, осознавая всю тяжесть своего положения, положения той малютки, которую он нашел.
Страница
8 из 39
8 из 39
