Синдром отчуждения

Старые предметы гардероба девушка выбросила в силу профнепригодности и грустных ассоциаций.

Закашлялся водитель автобуса, нарушив размеренное гудение мотора. Лили налила чай в крышку от термоса и сделала глоток, слегка улыбнувшись, когда обожгла горло и зависла греющим шаром в желудке терпко-сладкая жидкость.

Термос девушка наполняла на остановках — в кафе и придорожных магазинах. Подходила и просила налить кипяток. В ответ на нее обычно странно смотрели или ругались, где-то требовали денег за такую, казалось бы, мелочь.

Лили оставалось купить чай и сахар. Сахар — конечно, рафинад. А чай…

Чай листовой и в пакетиках. Чай черный и зеленый. Чай белый. Чай со вкусом жасмина и чай со вкусом древесной коры (увы и ах, самый частый).

Чай с пряностями и чай с ягодами. Чай. Чай. Чай.

За время пути она, кажется, перепробовала все мыслимые и немыслимые виды напитка.

Последний был вполне неплох.

Но Лили все равно классифицировала его в древесную труху.

Впереди зашептались два пассажира. Лили настолько привыкла к одиночеству и тишине, что от звуков чужих голосов почти физически начинало мутить.

— … хотела вчера сходить подстричься, да не успела — пришлось сына везти в школу и забирать оттуда. Они на лыжах катаются с классом. Этих… роликовых.

— А, — понимающе кивнул затылок собеседника женщины.

— У него лыжи, палки, еще мешок с одеждой. Сам-то все это не дотащит. Вот и пришлось. А в понедельник они с ребятами вечеринку устраивали. Накупили энергетических напитков всяких. Выпили их, погуляли с девочками. А девочки-то у них в классе такие. Любят мальчиков, которые напитки пьют энергетические, курят. А хорошие, умные мальчики им не нравятся. Вот мой с ними и общается…

Девушка убрала термос в рюкзак, наклонилась к окну и протерла запотевшее стекло. Вдоль дороги сменяли друг друга поле и лес, борясь за право быть как можно ближе к проезжей части. Тянулись к небу линии электропередач.

Лили опустила голову на прохладное стекло и мысленно запрыгала с одного столба на другой. Раз. Раз. Ногу выше. Держим спину ровнее…

Автобус начал ускоряться, перетирая мир снаружи в сплошную полосу из безымянных селений, лесов и высохших речушек.

Постепенно протертое окошко снова запотело. Но Лили уже не увидела этого — она спала, спрятав за давно не накрашенными ресницами весь бесконечно огромный мир.

Переворачивается страница фотоальбома.

Два года, два месяца, четыре дня, тринадцать часов и пятьдесят четыре минуты до начала отчуждения.

Закончились занятия по танцам, Кира и Лили гуляют по городу. Вслед им тихо шепчут еще редкие в августе падающие листья.

«Листья-самоубийцы», — как зовет их Кира за ту безудержную отвагу, за лунатизм, с которыми бросаются они вниз. «Августовские листья-самоубийцы».

Вдоль улицы раскинули кроны старинные дубы, и солнце ластится, просвечивает сквозь изумрудную зелень. Лето! Пускай, уже не так свежо и бездонно васильковое небо, и дни, один за другим, угасают понемногу, сдаются в извечной борьбе с настигающими темнотой и холодом. А Кире все хочется улыбаться: широко, во весь рот — и небу этому, и суицидальным листьям, и спешащим куда-то прохожим.

Бульвар упирается в гранитное ограждение канала и улицей, раздольной и многолюдной, растекается в стороны. Слева — карминово-красное четырехэтажное здание. Века девятнадцатого, с фигурами атлантов, подпирающих балкон над массивной двустворчатой дверью. Чуть выше манит аппетитная вывеска-круассан, возлежащая на буквах названия: «Чародеи».

Дом смотрит фасадом на канал, и Кире хочется сесть у окна — широкого, блистающего, таящего в своем сумрачном зазеркалье панораму набережной.

Ей везет: посетителей почти нет, и можно выбрать подходящий столик. Вид и правда красивый — метрах в тридцати, за булыжниками мостовой и балюстрадой, несет черничные, почти бархатные воды река. Синеет парк на противоположном берегу, и то в небеса взмывают, то плавно спускаются к волнам белокрылые чайки.

За несколько минут, которые проходят в ожидании заказа, за окном стремительно темнеет. Нависают громоздкие серые тучи, грозящие в любой момент взорваться ливнем, и воздух, казалось бы, замирает, шерстенеет в душном предвкушении.

— Пожалуйста, — официантка ставит тарелку на стол. За сплющенным треугольным сэндвичем появляются завернутые в салфетку приборы и увесистая чашка. Официантка, на взгляд Киры, — симпатичная, но чересчур курносая. Из-под фирменной пепельно-голубой кепки выбиваются рыжие пряди, и весь вид служащей напоминает не то бюст Ленина, не то французских феминисток, которые без конца бастуют.

Тем временем напротив Лили воздвигается тарелка овощного салата и стакан с коктейлем.

— Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, — за двоих отвечает Кира. Официантка вежливо улыбается и идет к другим посетителям.