Добавить в моё избранное
127 мин, 6 сек 11657
Раздражающе клацают по кафелю ее ботинки.
В кафе еще не включили свет, и зал тонет в полумраке. Временами прорываются с неба изумительно-белые солнечные лучи, пронзают острыми лезвиями окно. И кружатся завораживающе медленно в их потоках золотистые пылинки.
Чашка обжигает ладони. Глиняная, немного неровная. Каштанового цвета. Девушка то отпускает ее, то снова обхватывает руками. Кире тепло и уютно, приятно разливается по телу усталость. А вытянувшиеся кисейной лентой мысли неохотно сменяют друг друга.
Наконец девушка выпрямляется. Хоть и ноют после занятий спина и ноги, но это скорее… приятно. Обеими руками Кира поднимает чашку, с поверхности напитка в которой вьется белесый пар. За его клубами мутным пятном маячат тонкий нос и изящно вздернутые брови сидящей напротив Лили.
Лили — красавица. Умница. Талантище. Кира никогда не признается, но рядом с подругой она порой чувствует себя деревенской простушкой. Хотя не внешность тут главное — Лили парадоксальным образом сочетает в себе природное, не вычурное очарование, умение одеваться и абсолютную кретинистическую неуверенность в себе.
Все-таки есть что-то невыразимо прекрасное в людях, не сознающих своей красоты — мужчины, точно в доказательство этого, вьются за Лили, как пчелы. Впрочем, почти все возникающие романы быстро оканчиваются. И грустнеют в который раз изящные черты лица.
Ву-а-ля: очередная история о неудачах на любовном фронте. Временами Лили переключается на отсутствие в гардеробе только что подсмотренной у какой-то прохожей сумочки или кофты и начинает упрашивать Киру сходить с ней по магазинам. Та уклончиво обещает сделать это в выходные, если не приедут родители. Не то чтобы Кира не любит подобные примерко-закупочные дни. Нет. Но… Много денег у нее никогда не наблюдается, а лицезреть, как Лили в одиночку спонсирует мировую трикотажную промышленность, крайне тоскливо.
«Я вру себе. Я не хочу идти с ней потому, что в магазине все будут смотреть именно на нее, а не на меня. И она опять купит какое-то невразумительное платье, на которое я бы даже не взглянула, и это хреново платье вытянется на подруге, как будто она в нем родилась».
Вот и сейчас, Лили сидит напротив в белой, как седина старца, футболке, а ее юбка, короткая, бежевая, едва достает до колен. Но и то и другое удивительно идет девушке — точно к самой душе своей подбирает она одежду. Кира же в зеленом, оттенка пыльных подорожников, сарафане ощущает себя, как в мешке.
И почему некоторые люди всегда находятся на полдороги между очередной любовной трагедией и магазином?
Лили замолкает и начинает пощипывать салат. Выдрав из салфетки нож, режет сэндвич Кира. Крупинки тмина прыгают с корочки, сыпятся с тихим шорохом на черную блестящую столешницу.
«А эти — как десантники в фонтане на день ВДВ».
— Дождь… — шепчет Лили. Мостовая за окном начинает стремительно темнеть, бежит рябь по воде канала. И улица, еще недавно такая знакомая и благодушная, пустеет. Нет — вымирает.
Истошно звенит колокольчик. Сразу несколько человек входят в кафе, впустив на миг свежесть и шум дождя. Еле слышно скрипит на пружине доводчика дверь и захлопывается наконец, отрезает все звуки снаружи.
Кира достает из сумочки «воспламенялку» от Zippo и подносит к бокалу, где плавает в розовой жидкости свеча. Зажигает ее и оглядывается на Лили. Тарелка с салатом почти не тронута, а сама девушка смотрит отрешенно в окно, аккуратно положив на стол обе руки. Кира внезапно думает, что подруга далеко не так легко, как всем показывает, переносит все перипетии судьбы. Хочется утешить, обнять. И Кира уже открывает рот, на ходу придумывая слова, тянется через стол… Когда Лили поворачивается, хитро прищурившись, и задорно улыбается:
— Кажется, мы тут задержимся. Может чего-нибудь покрепче? — и нарочито нетерпеливо стучит пальцами по столу.
Шум дождя неторопливо и как-то чинно вплывает в сознание. За усеянным каплями окном отдает всю себя разгулявшаяся стихия — потоки воды несутся по мостовой, сверкают над рекой молнии, гром рокочет вслед. И струйки, тонкие, так похожие на паутину, бегут по стеклу, превращая в мутное размазанное пятно и плавающую в бокале свечу, и девушку с грустными алебастровыми глазами, и саму Киру.
Около девяти автобус прибыл на конечную остановку. Лили вышла, сонно помаргивая на бодрое утреннее солнце, и направилась к зданию вокзала.
Было еще тепло, и ясное небо улыбалось зябким деревьям с редкими рыжими листьями.
«Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь -
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле»…
— прошептала Лили и горько улыбнулась. Последние дни бабьего лета уже не столько радовали глаз яркими цветами, сколько вызывали неумолимую тоску. По уходящему году, по людям, которых она успела встретить и потерять, по собственному, когда-то счастливому прошлому.
В кафе еще не включили свет, и зал тонет в полумраке. Временами прорываются с неба изумительно-белые солнечные лучи, пронзают острыми лезвиями окно. И кружатся завораживающе медленно в их потоках золотистые пылинки.
Чашка обжигает ладони. Глиняная, немного неровная. Каштанового цвета. Девушка то отпускает ее, то снова обхватывает руками. Кире тепло и уютно, приятно разливается по телу усталость. А вытянувшиеся кисейной лентой мысли неохотно сменяют друг друга.
Наконец девушка выпрямляется. Хоть и ноют после занятий спина и ноги, но это скорее… приятно. Обеими руками Кира поднимает чашку, с поверхности напитка в которой вьется белесый пар. За его клубами мутным пятном маячат тонкий нос и изящно вздернутые брови сидящей напротив Лили.
Лили — красавица. Умница. Талантище. Кира никогда не признается, но рядом с подругой она порой чувствует себя деревенской простушкой. Хотя не внешность тут главное — Лили парадоксальным образом сочетает в себе природное, не вычурное очарование, умение одеваться и абсолютную кретинистическую неуверенность в себе.
Все-таки есть что-то невыразимо прекрасное в людях, не сознающих своей красоты — мужчины, точно в доказательство этого, вьются за Лили, как пчелы. Впрочем, почти все возникающие романы быстро оканчиваются. И грустнеют в который раз изящные черты лица.
Ву-а-ля: очередная история о неудачах на любовном фронте. Временами Лили переключается на отсутствие в гардеробе только что подсмотренной у какой-то прохожей сумочки или кофты и начинает упрашивать Киру сходить с ней по магазинам. Та уклончиво обещает сделать это в выходные, если не приедут родители. Не то чтобы Кира не любит подобные примерко-закупочные дни. Нет. Но… Много денег у нее никогда не наблюдается, а лицезреть, как Лили в одиночку спонсирует мировую трикотажную промышленность, крайне тоскливо.
«Я вру себе. Я не хочу идти с ней потому, что в магазине все будут смотреть именно на нее, а не на меня. И она опять купит какое-то невразумительное платье, на которое я бы даже не взглянула, и это хреново платье вытянется на подруге, как будто она в нем родилась».
Вот и сейчас, Лили сидит напротив в белой, как седина старца, футболке, а ее юбка, короткая, бежевая, едва достает до колен. Но и то и другое удивительно идет девушке — точно к самой душе своей подбирает она одежду. Кира же в зеленом, оттенка пыльных подорожников, сарафане ощущает себя, как в мешке.
И почему некоторые люди всегда находятся на полдороги между очередной любовной трагедией и магазином?
Лили замолкает и начинает пощипывать салат. Выдрав из салфетки нож, режет сэндвич Кира. Крупинки тмина прыгают с корочки, сыпятся с тихим шорохом на черную блестящую столешницу.
«А эти — как десантники в фонтане на день ВДВ».
— Дождь… — шепчет Лили. Мостовая за окном начинает стремительно темнеть, бежит рябь по воде канала. И улица, еще недавно такая знакомая и благодушная, пустеет. Нет — вымирает.
Истошно звенит колокольчик. Сразу несколько человек входят в кафе, впустив на миг свежесть и шум дождя. Еле слышно скрипит на пружине доводчика дверь и захлопывается наконец, отрезает все звуки снаружи.
Кира достает из сумочки «воспламенялку» от Zippo и подносит к бокалу, где плавает в розовой жидкости свеча. Зажигает ее и оглядывается на Лили. Тарелка с салатом почти не тронута, а сама девушка смотрит отрешенно в окно, аккуратно положив на стол обе руки. Кира внезапно думает, что подруга далеко не так легко, как всем показывает, переносит все перипетии судьбы. Хочется утешить, обнять. И Кира уже открывает рот, на ходу придумывая слова, тянется через стол… Когда Лили поворачивается, хитро прищурившись, и задорно улыбается:
— Кажется, мы тут задержимся. Может чего-нибудь покрепче? — и нарочито нетерпеливо стучит пальцами по столу.
Шум дождя неторопливо и как-то чинно вплывает в сознание. За усеянным каплями окном отдает всю себя разгулявшаяся стихия — потоки воды несутся по мостовой, сверкают над рекой молнии, гром рокочет вслед. И струйки, тонкие, так похожие на паутину, бегут по стеклу, превращая в мутное размазанное пятно и плавающую в бокале свечу, и девушку с грустными алебастровыми глазами, и саму Киру.
Около девяти автобус прибыл на конечную остановку. Лили вышла, сонно помаргивая на бодрое утреннее солнце, и направилась к зданию вокзала.
Было еще тепло, и ясное небо улыбалось зябким деревьям с редкими рыжими листьями.
«Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь -
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле»…
— прошептала Лили и горько улыбнулась. Последние дни бабьего лета уже не столько радовали глаз яркими цветами, сколько вызывали неумолимую тоску. По уходящему году, по людям, которых она успела встретить и потерять, по собственному, когда-то счастливому прошлому.
Страница
3 из 38
3 из 38
