Котельная номер семь

— Устроили тут славянский погром, — недовольно сказал Данилов, которому из-за проблемы с носом приходилось дышать ртом, и оттого его гортань быстро забилась пылью.

— Это еще не погром, это так, погремушки, — сказал Сережечка, на секунду становясь видимым, чтобы перевести дыхание.

Павел сделал движение, чтобы его схватить, однако этот артист антихриста ловко переместился влево. Павел же, действуя быстро, без поправки на его прыть, ухватился за то место, где он только что был, и шмякнул то, что попало в руки, о стену. Ибо рывок влево, как мгновенно понял Борисов, был трюком призрака, а сам Сережечка, глухо охнув и материализовавшись, очутился на грязном полу под стеной.

— Вона как… — сказал этот оборотень, поднимаясь и потирая ушибленный бок, а в следующее мгновенье все завертелось с удвоенной быстротой.

Павлу стало казаться, что движется он, как тот кочегар в котельной с афишами, чей бой с тенью транслировали по ТВ, оставляя в воздухе после себя остатки изображения или материи, размазанный след, последыш движения. Возможно, двигался он с такой скоростью, что пространство освобождалось не вдруг, и какая-то часть тела продолжала присутствовать на месте его предыдущего пребывания. Этот послеслед, если обернуться резко, иногда даже видим бывал.

Да и время в течение драки как-то не так шло. Вроде бы это контактное кино только что началось, а котлы уже погаснуть успели.

Павел и сам мог бы додуматься до этого выхода из ситуации: взять да бросить топить. Доколе не прекратится дым над трубой, доколе температура в системе не станет близкой к нулю. И тогда жильцы непременно бросятся его бить, ломами взломав наружные двери.

И действительно, в двери уже настойчиво и долго стучали. Данилов вышел в тамбур.

— Кочегар у нас новый, — послышался его голос, извиняющийся за ситуацию.

— Новый, но дерьмовый уже, — сказал кто-то сиплый. Воздух с шипеньем и свистом выходил через гнилую гортань, однако Павел признал в нем давешнего абонента. — И где они такого дурного взяли?

— В лотерею выиграли, — ответил Данилов. — Ты, однако, иди, не до тебя.

Павел нырнул за котлы и, скрываясь за ними, протиснулся поближе к двери, надеясь если не проскользнуть мимо Данилова, то хотя бы дать знак жильцу о том, что в котельной творится неладное. Но едва он выглянул из-за котла, как ноги его подогнулись и опустили туловище на бетонный пол. Ибо этот жилец — а скорей нежилец — выглядел так, как будто его из могилы вынули. Одежда на нем еще кое-какая висела, лицо же истлело процентов на пятьдесят, глаз совсем не было, сквозь прозелень проглядывала белая кость. «Уж не тот свет ли я отапливаю?» — изумился про себя кочегар. Давешние летающие покойники выглядели и то свежей.

Пока кочегар пребывал в прострации, подоспевший Сережечка помог покойного выпроводить.

— Как же двери ты запер? — укорил он Данилова.

— Черт знает, что за двери у них, — ответил тот.

Лязгнули задвигаемые засовы. Потом несколько раз кувалдой ударили по металлу. От этого звука Борисов совсем очнулся.

— Куда-то кочегар подевался, — сказал Сережечка. — Совсем я замучился с ним.

— Ничего, подкрепимся сейчас. Кочегар же никуда не денется. Все герметично заперто. Не иначе, прячется за котлом.

Они проследовали в бытовку. Павел прокрался к двери. Но с первого взгляда понял, что отпереть ему дверь вряд ли удастся. Щеколды из толстого стального прутка были задвинуты, а концы их загнуты. Выправлять их кувалдой — шуму наделаешь. Он попробовал отогнуть их кочергой, однако нескольких суетливых секунд хватило, чтоб убедиться в бесполезности этой попытки: он только в дугу изогнул это железный жезл.

— Вдвоем на него накинемся — как можно более дружно, — доносились до слуха Борисова реплики Исполнительного Комитета.

— Уже 18 стаканов стукнуло, а я еще трезв.

— Не делай на меня большие глаза.

— Чем тебе мои глаза не нравятся?

— А чего они на меня пучатся?

Следующие полминуты — покуда вскипала обида в Данилове — из бытовки не доносилось ни звука. Затем оплеуха достигла слуха Борисова. Он выглянул.

Ухо Сережечки прямо на глазах вспухало и наливалось краской — от обиды, которую Данилов нанес. Артист, чуть привстав, ибо Данилов от него отпрянул, быстро своей длинной рукой ухватил приятеля за нос. Данилов отпрянул еще, и нос остался в руке у Сережечки. Осветитель взревел, как будто ему действительно было невыносимо больно. И тут же последовал удар еще более хлесткий. И все это покрыло рычанье и вой, словно они закусывали собачьими языками.

Павел засуетился: самый подходящий момент, чтобы попытаться отсюда бежать, пока они между собой заняты. Однако как? Двери надежно заперты. Через единственное окно под потолком не выпрыгнешь: лестницу испортил Исполнительный Комитет. Других подходящих отверстий нет.