Добавить в моё избранное
127 мин, 27 сек 9263
Впрочем, бывших, как он сам заявил, не бывает.
Сейчас он как раз пребывал в роли Ноздрева, хотя представился совершенно иначе:
— Данилов.
— Врешь? — сказал Павел полувопросительно, догадавшись, что фамилию этот усатый от названия улицы позаимствовал.
— Вру, — согласился усатый. — Имя ненастоящее. Да и зачем тебе мое настоящее имя знать? Чтобы писать и зачеркивать?
— Тоже артист?
— Осветитель. А что носа нет — так то собака оттяпала. Я же ее только понюхать хотел.
— Давно это с вами? — посочувствовал Павел.
— Да вон там, за углом, — сказал пострадавший, ответив тем самым на вопрос где, а не когда. — Да что — нос. Нос — ерунда. У тебя-то, вона, руки нет…
Но еще прежде, чем безносый договорил, Павел почувствовал неимоверную тяжесть в правой руке, как будто к ней стопудовое привязали. Хотя то, к чему привязали, правая рука, то есть, вдруг престало существовать. А стало, наоборот, отсутствовать. Он открыл рот, глупо уставившись на пустой рукав, из которого ничего не высовывалось. Однако чувство тяжести не покидало. И чесаться начал пустой рукав. Павел слышал, что есть такие фантомные ощущения.
— Осветитель, конечно, не то, что артист, — продолжал осветитель, как будто не замечая волнения Павла. — Ему и без носа можно. Другое дело — артист. Если настоящего нет, бутафорский прилепливают. Нос, это ведь что? Кончик лица. А потеряв кончик лица, теряешь лицо. Вот Сережечка — артист одной фразы! Всего одну реплику произносил, пока не заклинило. Только одну — но как! Тута вас додж дожидается! Артистам быть хорошо. И слава им, и любезности. Девушки отдают им честь. То есть дань восхищения преподносят натурой. Глянь-ка, опять есть.
Сначала появилась рука, на прежнем, как ей и положено, месте, только сжатая почему-то в кулак, а потом и тяжесть совсем отпустила.
Баба, теперь рука. Неужели всё возвращается на круги своя, к селенитам?
— Зачем пришли? — хмуро спросил Павел, потирая руку, разжимая и сжимая кулак.
— Проведать вас да проверить: пиплу тепло ль? — сказал Данилов. — А то в соседнем квартале милиционер замерз. Замерз, — повторил он с новой строки и с большим значением. — Это… как его…
— Участковый, — подсказал Сережечка.
Сейчас он как раз пребывал в роли Ноздрева, хотя представился совершенно иначе:
— Данилов.
— Врешь? — сказал Павел полувопросительно, догадавшись, что фамилию этот усатый от названия улицы позаимствовал.
— Вру, — согласился усатый. — Имя ненастоящее. Да и зачем тебе мое настоящее имя знать? Чтобы писать и зачеркивать?
— Тоже артист?
— Осветитель. А что носа нет — так то собака оттяпала. Я же ее только понюхать хотел.
— Давно это с вами? — посочувствовал Павел.
— Да вон там, за углом, — сказал пострадавший, ответив тем самым на вопрос где, а не когда. — Да что — нос. Нос — ерунда. У тебя-то, вона, руки нет…
Но еще прежде, чем безносый договорил, Павел почувствовал неимоверную тяжесть в правой руке, как будто к ней стопудовое привязали. Хотя то, к чему привязали, правая рука, то есть, вдруг престало существовать. А стало, наоборот, отсутствовать. Он открыл рот, глупо уставившись на пустой рукав, из которого ничего не высовывалось. Однако чувство тяжести не покидало. И чесаться начал пустой рукав. Павел слышал, что есть такие фантомные ощущения.
— Осветитель, конечно, не то, что артист, — продолжал осветитель, как будто не замечая волнения Павла. — Ему и без носа можно. Другое дело — артист. Если настоящего нет, бутафорский прилепливают. Нос, это ведь что? Кончик лица. А потеряв кончик лица, теряешь лицо. Вот Сережечка — артист одной фразы! Всего одну реплику произносил, пока не заклинило. Только одну — но как! Тута вас додж дожидается! Артистам быть хорошо. И слава им, и любезности. Девушки отдают им честь. То есть дань восхищения преподносят натурой. Глянь-ка, опять есть.
Сначала появилась рука, на прежнем, как ей и положено, месте, только сжатая почему-то в кулак, а потом и тяжесть совсем отпустила.
Баба, теперь рука. Неужели всё возвращается на круги своя, к селенитам?
— Зачем пришли? — хмуро спросил Павел, потирая руку, разжимая и сжимая кулак.
— Проведать вас да проверить: пиплу тепло ль? — сказал Данилов. — А то в соседнем квартале милиционер замерз. Замерз, — повторил он с новой строки и с большим значением. — Это… как его…
— Участковый, — подсказал Сережечка.
Страница
9 из 41
9 из 41
