Голубой гибискус

Петя водил машину всего несколько раз в жизни и поэтому очень хотел, чтобы товарищ вернулся в свое нормальное состояние.

— Ничего себе заявленьице. Ты это. Соберись, в общем… Вот, хочешь, покури, — он раскурил сигарету и протянул Кеду, — Сейчас все пройдет.

Руки Кеда тряслись, он уронил сигарету и чуть не расплакался от собственной беспомощности.

Пришлось переместить несчастного на соседнее сидение. Перчиндо сел за руль, неуверенно тронулся, выехал на главную дорогу, разогнался. Через семьсот метров с ним столкнулся вылетевший со встречной полосы внедорожник.

Аля не сразу поняла, что произошло. Куда делась машина? Трудно даже предположить, что кто-то мог позариться на вверенную курьерше развалюху. Возможно, деревенскому жителю и такая машина подошла бы, но богатым горожанам давно несолидно иметь технику позавчерашнего дня. Может, девушка оставила «Жигули» в другом месте и забыла о том, или имеет место неумный розыгрыш?

Ни Настя, ни Першин не хотели признаваться в том, что причастны к случившемуся.

Итак, план провален, и уже час дня. Не пришла ли на обед мать и не прочла письмо? Алевтина бросилась домой. Родительница была как раз в комнате девушки. «Этого еще не хватало!»— ужаснулась Аля и приготовилась к неприятному разговору.

— Дочка, ты?

— Да, мам. Мимо тут по работе проезжала, зашла поесть.

— Как непохоже на тебя. Здесь на столике ваза с цветами упала, наверное, я виновата. Дверь открыла и сквозняк получился. Я сейчас воду соберу.

Аля вошла в комнату.

— Бумагу какую-то залило. Ничего не разобрать, что тут написано.

Гелиевые ручки такие: чуть брызнешь водой на лист, где писали ими, и все пропало.

— Надеюсь, ничего важного?— мама строго посмотрела на дочь.

— Конечно, ничего. Как обычно.

Теперь следовало спешить к моргу. Когда фельдшеры спустятся за телом, удивиться вместе с ними, где «четверка», и позвонить на работу. Ничего, будет еще машина.

А может, просто выйти замуж за Сашку?

У Кузьминичны, востроглазой сухонькой старушки, что жила в квартире напротив Курина, не было выходных. Каждое утро, неслышно притворив тяжелую подъездную дверь, покидала она дом, чтобы скрупулезно обследовать самые потаенные уголки двора на предмет наличия в них алкогольной тары после ежевечерних молодежных посиделок. Хотя двор был не очень велик и не являлся единственным местом старушкиной поживы, его дарами пенсионерка никогда не пренебрегала. Главное, опередить дворника, который появлялся не раньше полвосьмого.

Смяв ногой очередную жестянку из-под коктейля и кинув ее в челночную сумку «Rave Girl», Кузьминична углубилась в кусты. « Совсем люди обнаглели!», — рассердилась она, когда увидела край массивного свертка. «Не могут барахло свое до помойки дотащить!» По глубокому убеждению старушки, сорить в кустах можно было только тем, что ей может пригодиться — бутылками и жестяными банками, к примеру. Впрочем, вдруг там завернут ковер? Может, даже вполне недурственный? Тоже штука в хозяйстве пригодная. Бабушка попыталась развернуть сверток, но тряпки стянуты были слишком туго. Надо бы зайти с другого конца, вдруг там послабее замотано. Кузьминична отодвинула ветку, скрывающую невидимую раньше часть находки, и едва не упала от неожиданности. Без сомнения, это были ноги.

— Он нашел меня, — Федор Степаныч поднял с соседнего сидения кепку.

— Кто вас нашел? — не понял Алексей.

— Ну, тот тип, в чей «Мерседес» мы тогда врезались. Подкараулил возле дома. Позавтракал, выхожу к автобусу, а возле него — та самая тачка с бампером мятым. Подхожу, значит, к своей машине, а из «Мерседеса» — с водительского места — мужик вылазит. Ну как мужик — моего возраста дядька; а из другой двери бугай лысый выползает. Оба в костюмах. Идут ко мне. Тот, что первый вышел, с вызовом мне так, знаешь, скрежещет: «Что, дед, попался?» Я: «Чего? В первый раз вас вижу».

Он: «И машину мою, небось, тоже раньше не видел?»

Тут ко мне лысый подскакивает, за ворот хватает. «Дай, -говорит, — шеф, ему мозги вправлю, вмиг все вспомнит!»

Первый осадил его, мол не время еще, погоди чуток.

Вот тогда я понял, в какую беду попал, представляешь, такое услышать: не просто отпусти, а погоди чуть! Точно бить собирались!

Первый: «Прямо обидно, что ты старый такой, — поди, и взять-то с тебя нечего. Если только продать твою телегу»

Продать «телегу»! А ты понимаешь, что это для меня значит. Нет, к такому повороту я не готов. Лучше все-таки ни в чем не сознаваться. Пусть думают, что ошиблись.

«С чего это вы решили, что я должен вам что-то, -спрашиваю, — разве я одалживал у вас? «

Второй, тот что покрепче, снова — ко мне: «Да он совсем охамел, старый дурак, — орет, — дай, Владимир Феликсович, ему память верну!»

«Чего, — думаю, — ну и отчество!