Иней

Ему показалось, что она была мертва. Как он оказался на улице, Коля не говорил, — да и не помнил он этого. Все верили, что Юля была уже мертва, поскольку основной удар, пришелся на пассажирскую сторону «Копейки». Так же говорили и врачи, которые, видимо, ошибались.

Правой стороной «Копейка» влетела в стальной диск заднего, двускатного колеса, поэтому, пассажирскую сторону вмяло сильнее. Коля не видел осуждения — ни во взглядах сочувствующих посетителей, ни между строк коллективных писем, летевших в областную больницу автоматными очередями. Сочувствие, искреннее сочувствие грело его, и не давало окончательно сломаться — он был не один, в своей беде. Приехала мать Юли, которую было просто не узнать. Она, как ни странно, не винила Колю в гибели дочери — к нему она относилась ровно как к своему сыну. Мать Юли скончалась потом, через полгода после дочери. Её положили рядом с дочкой, на городском кладбище, не далеко от свежей, безликой могилы совхозного шофёра, от которого мало что осталось…

В этих смертях Коля считал виноватым себя. Он сидел за рулём «Копейки», и не справился с управлением в нужный момент. Он же, оставил Юлю одну, оставил умирать, сидел на асфальте и думал о своих ботинках, пока она сгорала заживо. Наконец, виноват он был и в том, что никому так и не признался, что покинул Юлю, возможно, слишком поспешно, когда можно было попытаться её спасти — время ещё было. Если бы он рассказал всё это людям, в подробностях, — то никто бы его не осудил — он сделал всё, что мог, и возможно, даже больше. Но порой, бывает так, что никто не сможет осудить человека, как это сможет сделать он сам. Так было и в этот раз.

Кости срослись, затянулись раны. Но не угас пожар, перекинувшийся тогда из машины внутрь него, в его душу. Душа полыхала. Он пытался тушить этот огонь водкой — но пламя лишь сильнее разгоралось от этого. Не мог Коля больше здесь жить, здесь — где всё напоминало о ней. Не мог Коля, проезжать мимо того места, где всё произошло. Собрался было идти на кладбище, посетить могилку Юли — но не смог сделать и этого… развернулся, и пошёл обратной дорогой, не дойдя до могилки нескольких десятков метров…

… Тот день, был хмурый и ветряный, вот-вот должен был начаться дождь. Он шёл по потрескавшемуся, серому асфальту, глядя себе под ноги, и казалось, что он был один в, с виду безлюдном, тихом городе, спрятавшиеся жители которого беспробудно спали… Неожиданно почувствовал, как внутри, что-то шевельнулось. Остановился, и посмотрел прямо. В глаза бросилось яркое пятно — сфокусировал зрение — букет свежих цветов, большой венок, ленточки, и яркий ещё, жёлтый песок, насыпанный холмиком. Это была недавно сделанная, могила. Она выделялась на фоне других — пыльных, тусклых, заброшенных, местами и без крестов уж вовсе, — время на кладбище летит быстро, и тлен здесь более ощутим, чем где-либо.

Перед ним образовалась невидимая черта, переступить которую, не хватало сил. Развернулся, и быстрой походкой, — словно уличённый в краже вор, — направился обратно. Начался дождь. Коля быстро шёл по асфальту и чувствовал взгляд, который прожигает его затылок. И если бы сумел он перебороть слабость, и обернуться назад, то увидел бы тёмный силуэт — женскую стройную фигуру, — одиноко стоящую на почерневшем от воды асфальте, напротив свежей могилы. Лица он бы не разобрал — но понял бы, что обращено оно к нему, и как бы провожает его, как мать может провожать уезжающего на войну сына, чувствуя при этом женской душой, что не вернется сын уже никогда.

Дождь был холодный и сильный, и вот уже асфальтовая дорога превратилась в одну сплошную лужу. Коля шёл быстро, по-прежнему глядя под ноги, вглядываясь в своё отражение на глади воды, искажаемое рябью от падающих с неба капель.

Жить как раньше, не получалось. Ему казалось, что какая-то важная часть его тела просто исчезла, и сам он будто, уменьшился в размерах. Казалось, как будто, в мире пропало что-то… очень важное и необходимое, такое, как солнце, или небо. Он винил себя, и думал об этом постоянно, — не мог из-за этих мыслей спать, а еда просто не лезла — его рвало. Работать не мог, как не мог Коля больше находиться здесь — где всё напоминало о погибшей девушке. Тогда он покинул родной дом, оставив сразу постаревших и как-то притихших родителей, оставив навсегда это место в прошлом, вычеркнув его, и все что с ним было связано, из своей жизни.

Дальнобойщиком Коля стал не сразу. До этого поменял не одну профессию. Потом обзавёлся семьёй — получилось как-то само, он не стремился к этому. Завели хозяйство, родились дети. И он зажил вновь, постепенно забывая о той страшной аварии. Долгое время, он боялся даже близко подходить к машинам — не то, что ездить на них! Но потом, это прошло. И тогда он попробовал себя, в роли дальнобойщика. По началу, было тяжело. Но со временем, втянулся, привык. Здесь, — на месте водителя, — он получал хорошие деньги, которых хватало на содержание семьи, хозяйство.