Иней

За ними осталось румяное лицо её, всегда любящее, открытое и приветливое; завитые волосы, пепельного цвета, доходившие до плеч. Всегда аккуратная, всегда причёсанная, всегда улыбающаяся — она, словно только вчера, вместе с бабушкой, отправляла своего сына в пионерский лагерь. Но время шло, детей разбирали родители, а за маленьким мальчиком, — в синих шортах с нашитым на внутренней части кусочком белой ткани, на котором виднеются черные несмываемые буквы, выведенные маминой рукой «Борискин, 3-отр.», — никто так и не приехал. Тогда он ещё не знал, что теперь из лагеря его заберут чужие люди, заберут в детский дом. Водитель уснул — автобус слетел с дороги, перевернувшись несколько раз. Мама и бабушка мальчика, которые решили его забрать пораньше, оказались в числе погибших. Он не знал этого, но в один миг, он почувствовал своей детской душой, что в мире что-то изменилось, — ему будто бы стало тесно, в мире, огороженном сетчатым зеленым забором, пионерского лагеря. Стало будто бы душно — в груди что-то давило, какой-то ком, который появлялся всякий раз, когда мальчик смотрел на спрятанные под тенью деревьев, ворота. Где-то высоко в небе, протяжно и уныло, гудел винтовыми моторами самолёт. Блестящие от слёз глаза мальчика, поднятые в небо, искали его — но самолёт был слишком далеко, за облаками. Как хотелось бы превратиться сейчас в этот самолёт, и полететь домой, где его ждёт смеющаяся мама, вместе с вечно балующей его, заботливой бабушкой.

Этот сон часто снился повзрослевшему Борискину, и возвращал его сознание в тот тихий летний день. Он всегда просыпался в одном и том же месте — в тот момент, когда тишину безлюдного лагеря, долгим эхом оглашал скрип ржавых, железных петель. Это был скрип, от открывающихся ворот. Он прекрасно помнил, когда ворота скрипнули в последний раз, — припозднившееся родители тогда забирали последнего оставшегося мальчика, который враждовал с Борискиным: «За тобой никогда не приедут!» — сказал ему тот напоследок, и топнул ногой. Теперь, кроме него самого, забирать было некого — он остался один в этом опустевшем детском городе. Этот скрип, был радостным предвестником встречи с родителями для всех детей, из его отряда, кроме него самого. Этот скрип, был предвестником долгожданных встреч, сопровождавшихся детским счастливым визгом и слезами радости. Здесь, перед этими зелёными воротами, на широкой асфальтовой дороге, встречались люди, разделённые на долгое время расстоянием. Здесь, сбывались детские самые-самые лучшие сны.

В этот раз сон был наполнен каким-то особенным, тревожным чувством ожидания, которое не исчезло и после пробуждения…

В конце того дня, они собрались в гараже компанией, состоящей из крепких мужиков, работающих водителями и слесарями. За разговором, выпили несколько бутылок водки, — что было даже не много, если учесть, что распивали на пятерых. Тут-то, Борискин и достал свой оберег, который всегда был при нём в рабочей кожаной куртке.

Когда двигатель, при подъёме в гору, начал «троить», а потом глохнуть, Борискин спохватился — зашарил свободной рукой по карманам поскрипывающей кожаной куртки — нет оберега. Забыл в гараже! Мотор заглох, хотя до конца подъема оставались уже считанные метры. Он долго плевался, и до боли колотил ногой по твёрдому скату колеса, ругаясь и проклинал гору. Пыльная ребристая покрышка с глухим стуком слегка подёргивалсь от его ударов. Вариантов у него было не много. Нужно было оставлять машину на горе, и идти в гараж к мужикам за помощью. Или ждать попутный грузовик, и если человек проезжающей машины остановится, то попытаться запустить заглохший двигатель с буксира. Был ещё один вариант, при котором не надо было никуда идти, и никого ждать.

Ему нужно было просто до упора вывернуть руль и выключить скорость, — тогда, машина бы покатилась вниз сама, под своим весом. Когда автомобиль развернулся бы на дороге полукругом, нужно было бы нажать на тормоз, и вывернуть руль в противоположную сторону. И машина бы, развернувшись таким образом, покатилась бы в обратном направлении, — с горы. Дальше нужно было выровнять машину рулём, и ждать, пока скатывающийся «ГАЗ-53», с полной цистерной, достаточно разгонится. Затем, водителю только и оставалось бы, что включить вторую скорость, передавая тем самым крутящий момент, с колёс на двигатель. Но маневр разворота, не удался. При развороте, заднее колесо попало в яму, и грузовик замер, встав поперёк дороги. Машины в этих местах ездили редко — тем более, вечером. Поэтому, особого волнения и тревоги, в этот момент, у Борискина не возникло. Он вышел и осмотрел свою машину. Увидел пустяковую ямку, в которую попало заднее колесо. Да это и не яма была вовсе, а так, небольшое продавленное пятнышко. И в этот миг, спускавшийся сумрак грядущей ночи, неожиданно был прожжён светом, быстро приближающейся, за горой, машины.

Это был конец, и единственным, что оставалось Борискину — это пытаться привлечь внимание водителя приближающейся машины, и надеяться, что тот успеет сманеврировать, и объехать заглохший «ГАЗ-53». Казалось, что всё получится, и беда минует — а как иначе?