117 мин, 51 сек 2705
Ненастоящий был. Хотя и настоящим ударом Петруху в этом его всесильном состоянии вряд ли можно было свалить.
Он припомнил все свои заготовки, припрятанные в цеху: зря это все. Любая из них годилась разве на то, чтоб на секунду от него отмахнуться. Разве что в чан с кислотой его окунуть. Он аммиак, как Шанель вдыхает. Заманить его аммиачным запахом на тот участок, где в производстве используется кислота. Жаль, что эта мысль только теперь пришла ему в голову. Попробуй, осуществи этот экспромт.
Да и не знал Иван, как кислота на этот загадочный организм подействует. Может и не будет ему особого от нее вреда. Он быстро перебрал в уме возможные способы уничтожения монстра химическим путем. Кроме щелочей и кислот других химически активных веществ он не знал. Бойлер стоял в углу, почти примыкая к слесарке. Вода в нем нагревалась едва ль не до кипятка.
Вместо того, чтобы кинуться на Петруху, он сделал шаг назад. Отступил, выигрывая время и лихорадочно перебирая в уме свои небольшие возможности. Ключ? 22х24? Ключ небольшой, таким не убьешь. Но ведь отчего-то боится он этого ключа.
Он не заметил, чтобы Петруха сделал какое-либо движение. Он просто на мгновенье исчез из виду и оказался за его спиной. Горло вдруг перехватило, Иван дернул шеей, сообразив тут же, что она плотно схвачена железной рукой.
— Ключ? — прогудел над ухом голос Петрухи. — А причем тут ключ? Что тебе известно про ключ? Отвечай!
— Можно… я сначала… откашляюсь? — прохрипел Иван.
— Кашляй конешно. — Петруха слегка ослабил нажим.
Обладая силой, контролировал, очевидно, Петруха ее не вполне. И ослабил тиски больше, чем следовало, и рванул за Иваном столь нерасчетливо, что чуть, было, не снес плечом сверлильный станок, стоявший на прочном бетонном фундаменте. Иван же, загнанный в угол, отрезанный от входной двери, схватил в руки то, что первым попалось под руку.
Это оказался осиновый сук, а скорее, ствол, загубленный на корню для производственных целей. Время от времени от него отпиливали, если надо было срочно заглушить двухдюймовую трубу. От этой дубины еще оставалось метра полтора. Ничего более подходящего, желательно металлического, поблизости не было. Иван развернулся, одновременно осуществляя замах, предполагая орудовать этим дубьем, как колотушкой.
Петруха и не подумал увернуться, демонстрируя свои бойцовские качества и способность держать удар, пришедшийся в корпус. Удар получился хлесткий, но на самочувствии наставника не отразился. Как будто Иван хлопнул ни нем газеткой муху.
Он ударил еще, на этот раз торопливей и поэтому с еще меньшим эффектом, и размахнулся вновь.
— Давай! Рази! — вскричал вошедший в азарт наставник, радуясь своей неуязвимости, раскинув руки, разинув рот.
По этому раззявленному рту Иван и ударил.
Иному такой удар полголовы бы снес, а у этого даже зубы не хрустнули. Петруха зарычал, но вряд ли от ярости. Гнева в его рычании не было, скорее восторг. Но как только колотушка коснулась его зубов, Иван понял, что на этот раз замах не пропал зря. Петруха сжал челюсти, рукам Ивана передался хруст древесины. Перекусить, конечно, при всей его силе, он эту дубину не мог, но зуб застрял своими гарпунчиками в деревяшке — накрепко, если не намертво.
Тут и до Петрухи дошло это досадное обстоятельство. Даже легкое недоумение и обида на себя проступили сквозь кожзаменитель, как у игрока, по оплошности сбросившего козырную масть. Или словно после пылкой и продолжительной войны мнений вдруг нечаянно убедился в собственной неправоте.
Иван выпустил колотушку из рук и отскочил в сторону. Сердишься, серый волк? Петруха крутнулся на месте, потом вновь резко обернулся к нему, и Иван не мог не отметить комичности его ситуации: с застрявшей в зубах колотушкой — словно собака, схватившая кость. Словно танец с саблями исполнял.
Он попробовал освободиться от этой помехи, причинявшей ему ряд неудобств. Но видно зуб так крепко увяз, что он опасался сломать себе челюсть. Некоторое время он все подергивал колотушку, сначала яростно, потом осторожней, заставив себя остыть. Ивана он тоже из виду не выпускал, но больше был занят собой, нервничал и мычал, то и дело обращаясь к зеркалу.
Но и при помощи зеркала освободить ему свои челюсти не удалось. Иван же, выбрав момент, проскользнул мимо него к двери, стараясь не покатиться со смеху. Ибо смеяться было ему рановато. Отсрочка была временная. Если не при помощи зуба, так при помощи налитых силой рук Петруха расправиться мог с Иваном запросто. И даже причин у него для этого было больше теперь, чем часом раньше, когда Иван открыл дверь слесарки и вошел.
Тут дверь открылась и вошла Александра.
— Ребята, кому болты? — спросила она, улыбаясь, источая лучи, глядя при этом исключительно на Ивана и не замечая Петрухи, продолжавшего свой непарный танец. — Проводи меня, я одна на склад не пойду.
Он припомнил все свои заготовки, припрятанные в цеху: зря это все. Любая из них годилась разве на то, чтоб на секунду от него отмахнуться. Разве что в чан с кислотой его окунуть. Он аммиак, как Шанель вдыхает. Заманить его аммиачным запахом на тот участок, где в производстве используется кислота. Жаль, что эта мысль только теперь пришла ему в голову. Попробуй, осуществи этот экспромт.
Да и не знал Иван, как кислота на этот загадочный организм подействует. Может и не будет ему особого от нее вреда. Он быстро перебрал в уме возможные способы уничтожения монстра химическим путем. Кроме щелочей и кислот других химически активных веществ он не знал. Бойлер стоял в углу, почти примыкая к слесарке. Вода в нем нагревалась едва ль не до кипятка.
Вместо того, чтобы кинуться на Петруху, он сделал шаг назад. Отступил, выигрывая время и лихорадочно перебирая в уме свои небольшие возможности. Ключ? 22х24? Ключ небольшой, таким не убьешь. Но ведь отчего-то боится он этого ключа.
Он не заметил, чтобы Петруха сделал какое-либо движение. Он просто на мгновенье исчез из виду и оказался за его спиной. Горло вдруг перехватило, Иван дернул шеей, сообразив тут же, что она плотно схвачена железной рукой.
— Ключ? — прогудел над ухом голос Петрухи. — А причем тут ключ? Что тебе известно про ключ? Отвечай!
— Можно… я сначала… откашляюсь? — прохрипел Иван.
— Кашляй конешно. — Петруха слегка ослабил нажим.
Обладая силой, контролировал, очевидно, Петруха ее не вполне. И ослабил тиски больше, чем следовало, и рванул за Иваном столь нерасчетливо, что чуть, было, не снес плечом сверлильный станок, стоявший на прочном бетонном фундаменте. Иван же, загнанный в угол, отрезанный от входной двери, схватил в руки то, что первым попалось под руку.
Это оказался осиновый сук, а скорее, ствол, загубленный на корню для производственных целей. Время от времени от него отпиливали, если надо было срочно заглушить двухдюймовую трубу. От этой дубины еще оставалось метра полтора. Ничего более подходящего, желательно металлического, поблизости не было. Иван развернулся, одновременно осуществляя замах, предполагая орудовать этим дубьем, как колотушкой.
Петруха и не подумал увернуться, демонстрируя свои бойцовские качества и способность держать удар, пришедшийся в корпус. Удар получился хлесткий, но на самочувствии наставника не отразился. Как будто Иван хлопнул ни нем газеткой муху.
Он ударил еще, на этот раз торопливей и поэтому с еще меньшим эффектом, и размахнулся вновь.
— Давай! Рази! — вскричал вошедший в азарт наставник, радуясь своей неуязвимости, раскинув руки, разинув рот.
По этому раззявленному рту Иван и ударил.
Иному такой удар полголовы бы снес, а у этого даже зубы не хрустнули. Петруха зарычал, но вряд ли от ярости. Гнева в его рычании не было, скорее восторг. Но как только колотушка коснулась его зубов, Иван понял, что на этот раз замах не пропал зря. Петруха сжал челюсти, рукам Ивана передался хруст древесины. Перекусить, конечно, при всей его силе, он эту дубину не мог, но зуб застрял своими гарпунчиками в деревяшке — накрепко, если не намертво.
Тут и до Петрухи дошло это досадное обстоятельство. Даже легкое недоумение и обида на себя проступили сквозь кожзаменитель, как у игрока, по оплошности сбросившего козырную масть. Или словно после пылкой и продолжительной войны мнений вдруг нечаянно убедился в собственной неправоте.
Иван выпустил колотушку из рук и отскочил в сторону. Сердишься, серый волк? Петруха крутнулся на месте, потом вновь резко обернулся к нему, и Иван не мог не отметить комичности его ситуации: с застрявшей в зубах колотушкой — словно собака, схватившая кость. Словно танец с саблями исполнял.
Он попробовал освободиться от этой помехи, причинявшей ему ряд неудобств. Но видно зуб так крепко увяз, что он опасался сломать себе челюсть. Некоторое время он все подергивал колотушку, сначала яростно, потом осторожней, заставив себя остыть. Ивана он тоже из виду не выпускал, но больше был занят собой, нервничал и мычал, то и дело обращаясь к зеркалу.
Но и при помощи зеркала освободить ему свои челюсти не удалось. Иван же, выбрав момент, проскользнул мимо него к двери, стараясь не покатиться со смеху. Ибо смеяться было ему рановато. Отсрочка была временная. Если не при помощи зуба, так при помощи налитых силой рук Петруха расправиться мог с Иваном запросто. И даже причин у него для этого было больше теперь, чем часом раньше, когда Иван открыл дверь слесарки и вошел.
Тут дверь открылась и вошла Александра.
— Ребята, кому болты? — спросила она, улыбаясь, источая лучи, глядя при этом исключительно на Ивана и не замечая Петрухи, продолжавшего свой непарный танец. — Проводи меня, я одна на склад не пойду.
Страница
31 из 33
31 из 33