Добавить в моё избранное
117 мин, 51 сек 2681
Зев розовый, что говорило о прекрасном пищеварении, аппетите и порядке во внутренних органах. Только сверху не хватало зуба — правее резца. Но это только при принятии пищи, да при широкой улыбке бросалась в глаза. Однако умел ли дядя Петя улыбаться вообще, выяснить в этот день не пришлось.
Вместо того, чтобы забить козла в рабочий полдень или как-то более рационально использовать сорокаминутный досуг, он сразу после обеда ушел в раздевалку, и вынув из личного шкафчика две телогрейки, улегся на них спать. Пообедав, приступил к обмену веществ. В раздевалке было еще жарче, чем в цехе, воздух сыр от близости душевых, но спать при такой терпкой температуре Петрухе было, видимо, не впервой. И никто, даже механик, до самого вечера его не потревожил. Слесарей не хватало, так что начальству приходилось лавировать, закрывая глаза иной раз на явные нарушения дисциплины и пассивное антитрудолюбие.
Иван проскучал до конца рабочего дня. Покинуть периметр предприятия не представлялось возможным. При входе на территорию на проходной отбирали пропуска и возвращали при выходе. Находились недовольные, высказывавшие опасения, как бы эта мера не переросла в тоталитарный режим. Можно было вылезти через щель в стене, но «забытый» на вахте пропуск приравнивался к прогулу. А начинать трудовую биографию с прогула Иван не хотел.
— Отработал? Ну и дурак, — сказал Болт, встретив Ивана вечером. — А мы пиво пили.
Пиво местного разлива было долбёжное и дешевое. Раза в полтора дешевле, чем раскрученные этикетки.
— Так что там на работе? Много болтов завернул?
Про свою кличку Болт не подозревал. Поэтому с соответствующим синонимом обращался так же, как и с любым другим словом, не имеющим отношения к его личности.
Это Иван его про себя Болтом называл. Чтоб с другим Андреем не путать.
— Странный он какой-то, — сказал Иван. — Неясный мне. Словно плохо продуманный персонаж.
— Кто?
— Наставник. И фамилия у него — Фандюк.
— Действительно, — согласился Болт. — Странная фамилия. С такой фамилией просто невозможно нормальным вырасти. Это ж она постоянно тяготеет над тобой. Любое мгновенье. Даже во сне. Хочешь — не хочешь, и искорежит психику. Ты от этого Фандюка подальше держись.
— Так ведь наставник…
— И всё же. По мере возможностей. Есть у тебя такие возможности?
— Есть, — сказал Иван, припомнив, как провел вторую половину рабочего дня.
— Так что насчет Саратова?
— Дался тебе этот Саратов, — с досадой сказал Иван. — При такой дешевизне на пиво просто безумие отсюда уезжать.
Следующий день — среда? — да, среда, выдался более рабочим, чем два предыдущие. Аврала никакого не было, работали, выводя в ремонт оборудование согласно графику текущего ремонта, но Петруха более оживленный был и охотней вступал в разговор, объясняя и показывая Ивану приемы слесарной деятельности. Кое-чему и впрямь научил. И там, где Иван, имея в руках силу, ударил бы иной раз молотком — стаскивая, например, турбинку с вала насоса — он научил пользоваться съёмниками и другими специальными приспособлениями. Или использовать, когда надо, рычаг.
Петруху считали ценным работником, хотя и редко ставили в пример нерадивым. А если требовалась производственная характеристика, то писали, что к работе относится с любовью.
— С любовью… — хмыкал Петруха, читая про себя такое. — С любовью можно и козла доить, да что толку?
Козел, очевидно, был символическим заместителем той бестолковой работы, которую зачастую приходилось ему выполнять.
Механик, зная Петрухину склонность чувствовать за собой после отгулов вину, обычно поручал ему такие работы, против которых прочий персонал, как правило, протестовал. Он даже специально иногда дожидался его запоев, откладывал иные распоряжения для таких случаев. Прочистить забитые унитазы, например, подправить химзащиту на реакторе, хотя для этого существовала специализированная организация, и слесаря резонно возражали, что им за это не платят, и, приходя на работу, каждый должен заниматься своей.
На этот раз никаких таких заданий загодя приготовлено не было. Чувствовалось, что механик сам этим мучался, и Петруха, а с ним и Иван, выполняли ту же работу, что и все. Причем, если на ревизию и смазку насоса согласно нормативам времени полагалось полдня, эта пара управлялась за час, и Петруха, который сам не курил и другим не советовал, лез не в свое дело и других понукал.
Странные, однако, особенности отметил Иван за своим наставником. Одну, а потом и другую. Первая касалась ключа 22х24. В руки он его никогда не брал. И если возникала необходимость им воспользоваться, то он вместо рожкового брал накидной, то есть либо на 24, либо на 22, хотя рожковым в иных случаях было гораздо удобнее. Позже подсказали рабочие, что он и портвейн — ни три семерки, ни три пятерки не пил, и вообще всегда пасовал, если попадались на его пути случайно любые, стоявшие трижды подряд, цифры.
Вместо того, чтобы забить козла в рабочий полдень или как-то более рационально использовать сорокаминутный досуг, он сразу после обеда ушел в раздевалку, и вынув из личного шкафчика две телогрейки, улегся на них спать. Пообедав, приступил к обмену веществ. В раздевалке было еще жарче, чем в цехе, воздух сыр от близости душевых, но спать при такой терпкой температуре Петрухе было, видимо, не впервой. И никто, даже механик, до самого вечера его не потревожил. Слесарей не хватало, так что начальству приходилось лавировать, закрывая глаза иной раз на явные нарушения дисциплины и пассивное антитрудолюбие.
Иван проскучал до конца рабочего дня. Покинуть периметр предприятия не представлялось возможным. При входе на территорию на проходной отбирали пропуска и возвращали при выходе. Находились недовольные, высказывавшие опасения, как бы эта мера не переросла в тоталитарный режим. Можно было вылезти через щель в стене, но «забытый» на вахте пропуск приравнивался к прогулу. А начинать трудовую биографию с прогула Иван не хотел.
— Отработал? Ну и дурак, — сказал Болт, встретив Ивана вечером. — А мы пиво пили.
Пиво местного разлива было долбёжное и дешевое. Раза в полтора дешевле, чем раскрученные этикетки.
— Так что там на работе? Много болтов завернул?
Про свою кличку Болт не подозревал. Поэтому с соответствующим синонимом обращался так же, как и с любым другим словом, не имеющим отношения к его личности.
Это Иван его про себя Болтом называл. Чтоб с другим Андреем не путать.
— Странный он какой-то, — сказал Иван. — Неясный мне. Словно плохо продуманный персонаж.
— Кто?
— Наставник. И фамилия у него — Фандюк.
— Действительно, — согласился Болт. — Странная фамилия. С такой фамилией просто невозможно нормальным вырасти. Это ж она постоянно тяготеет над тобой. Любое мгновенье. Даже во сне. Хочешь — не хочешь, и искорежит психику. Ты от этого Фандюка подальше держись.
— Так ведь наставник…
— И всё же. По мере возможностей. Есть у тебя такие возможности?
— Есть, — сказал Иван, припомнив, как провел вторую половину рабочего дня.
— Так что насчет Саратова?
— Дался тебе этот Саратов, — с досадой сказал Иван. — При такой дешевизне на пиво просто безумие отсюда уезжать.
Следующий день — среда? — да, среда, выдался более рабочим, чем два предыдущие. Аврала никакого не было, работали, выводя в ремонт оборудование согласно графику текущего ремонта, но Петруха более оживленный был и охотней вступал в разговор, объясняя и показывая Ивану приемы слесарной деятельности. Кое-чему и впрямь научил. И там, где Иван, имея в руках силу, ударил бы иной раз молотком — стаскивая, например, турбинку с вала насоса — он научил пользоваться съёмниками и другими специальными приспособлениями. Или использовать, когда надо, рычаг.
Петруху считали ценным работником, хотя и редко ставили в пример нерадивым. А если требовалась производственная характеристика, то писали, что к работе относится с любовью.
— С любовью… — хмыкал Петруха, читая про себя такое. — С любовью можно и козла доить, да что толку?
Козел, очевидно, был символическим заместителем той бестолковой работы, которую зачастую приходилось ему выполнять.
Механик, зная Петрухину склонность чувствовать за собой после отгулов вину, обычно поручал ему такие работы, против которых прочий персонал, как правило, протестовал. Он даже специально иногда дожидался его запоев, откладывал иные распоряжения для таких случаев. Прочистить забитые унитазы, например, подправить химзащиту на реакторе, хотя для этого существовала специализированная организация, и слесаря резонно возражали, что им за это не платят, и, приходя на работу, каждый должен заниматься своей.
На этот раз никаких таких заданий загодя приготовлено не было. Чувствовалось, что механик сам этим мучался, и Петруха, а с ним и Иван, выполняли ту же работу, что и все. Причем, если на ревизию и смазку насоса согласно нормативам времени полагалось полдня, эта пара управлялась за час, и Петруха, который сам не курил и другим не советовал, лез не в свое дело и других понукал.
Странные, однако, особенности отметил Иван за своим наставником. Одну, а потом и другую. Первая касалась ключа 22х24. В руки он его никогда не брал. И если возникала необходимость им воспользоваться, то он вместо рожкового брал накидной, то есть либо на 24, либо на 22, хотя рожковым в иных случаях было гораздо удобнее. Позже подсказали рабочие, что он и портвейн — ни три семерки, ни три пятерки не пил, и вообще всегда пасовал, если попадались на его пути случайно любые, стоявшие трижды подряд, цифры.
Страница
7 из 33
7 из 33
