Дорога прошла как в тумане. Скрюченный сон в самолете, томительное ожидание вертолета в Воркуте, возня с ящиками, дребезжащий полет над тундрой, которую по темному времени не разглядеть, и вот уже лопасти вертолета остановили вращение, показывая, что я на месте. Заглянув в иллюминатор, увидел лишь отблески огней самого вертолета. Безотчетный страх, временно задушенный хлопотами, подступил с новой силой.
109 мин, 47 сек 15458
Железная дверь, отделявшая кабину пилотов, отворилась, и ко мне в грузовой отсек протиснулся летчик в необъятном пуховике.
— Поможете с ящиками? — спросил я, приподнимаясь с откидного сидения.
— Нет такого желания… — с непонятной неприязнью ответил пилот. — Кто знает, что у тебя там…
Ухватившись за рукоять двери, он резко сдвинул ее в бок и в отсек ворвался ледяной воздух.
— Что ж, подожду встречающих, — пожал я плечами, нахлобучил ушанку и прошел к проему, зиявшему холодной ночью. — Вы когда за мной обратно-то?
— Мы сюда больше не полетим.
Иногда будущее настолько непроглядно, что хватаешься за первый же протянутый фонарь, способный осветить дорогу хотя бы на два шага вперед. А за предложение отправиться к границе полярного круга я ухватился обеими руками. Долги, находящиеся в стадии «хоть к телефону не подходи», вот-вот грозили перейти в стадию «хоть дверь не открывай». И аванс я взял почти не раздумывая.
Но все было странно с самого начала: и величина этого самого аванса, и мрачный представитель комбината, неохотно инструктировавший меня насчет предстоящего задания, и сжатые сроки подготовки. Что-то темное чувствовалось в предстоящей экспедиции. Темнее полярной ночи. И подсознательно уже я искал предлог остаться, как человек, разбуженный ненастным утром в теплой постели ищет предлог не выходить из дому. Однако судьба, обычно перечившая моим планам, в этот раз не ставила препятствий.
Снаружи завывал ветер. Посадочные огни были единственными огнями в этой белой пустыне. Но, обойдя вертолет, я заметил железную будку, сооруженную на старом контейнере. К ней вела лесенка, а сквозь зарешеченные окна пробивался тусклый свет. Других признаков жизни железная башня не подавала. И не было больше ничего, что могло бы подавать такие признаки.
— А вот и твои, кажись… — вышедший вслед летчик приподнял руку в толстой перчатке.
Я уже увидел мелькающие вдалеке огни фар. Они то приподнимались в ночное небо, то упирались в белую дорогу перед собой. И через пару минут, когда меня уже пробрал морозец, к вертолету подъехал необычного вида грузовик, печатая рубчатые полосы на свежем снегу. С тяжелым пыхтением он остановился, едва не задев кабиной край лопасти (отчего летчик недовольно поморщился) и в глаза бросились приваренные листы металла перед радиатором (я сначала подумал, что это поднятый скребок снегоочистителя) и решетки на окнах четырехдверной кабины. Короткая грузовая платформа была покрыта брезентом с сильно выпирающими ребрами каркаса.
Задняя дверь с лязганьем открылась, вверх потянулось облако пара, и вниз пружинисто спрыгнул человек в полушубке. Лицо у него было в больших красных пятнах то ли от старых ожогов, то ли от давнишнего обморожения. Придерживая рукой дверь, он оглянулся по сторонам, словно ожидая чего-то недоброго, а потом медленно повернул голову в мою сторону.
— Геофизик? Беляев? — он вымученно улыбнулся.
— Да. А вы встречающий от комбината?
— Правильно! И табличка не понадобилась, — человек обернулся к кому-то в кабине и оттуда, из-за морозного стекла, раздался смешок.
— Разгружайте лучше! — нервно прикрикнул второй пилот, выглядывая из вертолета. — Хватит болтать!
Человека в полушубке посмотрел на летчика, и от этого взгляда тот моментально скрылся в нутре вертолета. А из кабины грузовика, под скрип дверей уже выбрались водитель и еще кто-то в ватнике. Оба поспешили к открывающимся грузовым створкам МИ-8. Машина же продолжал чадить на холостых дизельным перегаром.
— Хромов, — наконец представился встречающий, и сделал такое движение, словно хотел снять перчатку для рукопожатия. — Не беспокойся, сейчас перегрузим, и на базу. Там и встретим тебя по-людски.
— По-людски это как? — спросил я.
— Директор тебя примет. Поговорите. Разместит.
— Прямо ночью будем говорить?
— Почему нет? — Хромов раскашлялся простуженным смехом. — Ночь здесь долгая, все дела за день не переделаешь. Просил вот тебя не потерять по дороге. Нужен ты нам.
— Да где здесь потеряться? — улыбнулся я. — В этом аэропорту не заблудишься.
— Эх, браток, тут потеряться есть где… — он устало поморщился, от чего лицо его стало совсем уродливым. — Много еще груза?
— Последний тащат… — я проводил глазами длинный ящик, который пронесли мимо нас и с уханьем поставили в кузов.
Напоследок я заскочил в вертолет, схватил свои вещи и тоже забросил их в кузов уже взревывающего грузовика. Уселся я к Хромову, на жесткий пружинящий диван. И машина тут же сорвалась с места, объехала вертолет, лопасти которого уже начали раскручиваться под усиливающийся свистящий гул, и наконец свет фар задрожал на заметенной дороге под натужный набор скорости.
Хромов пошарил в ногах и, к моему удивлению, достал автомат.
— Поможете с ящиками? — спросил я, приподнимаясь с откидного сидения.
— Нет такого желания… — с непонятной неприязнью ответил пилот. — Кто знает, что у тебя там…
Ухватившись за рукоять двери, он резко сдвинул ее в бок и в отсек ворвался ледяной воздух.
— Что ж, подожду встречающих, — пожал я плечами, нахлобучил ушанку и прошел к проему, зиявшему холодной ночью. — Вы когда за мной обратно-то?
— Мы сюда больше не полетим.
Иногда будущее настолько непроглядно, что хватаешься за первый же протянутый фонарь, способный осветить дорогу хотя бы на два шага вперед. А за предложение отправиться к границе полярного круга я ухватился обеими руками. Долги, находящиеся в стадии «хоть к телефону не подходи», вот-вот грозили перейти в стадию «хоть дверь не открывай». И аванс я взял почти не раздумывая.
Но все было странно с самого начала: и величина этого самого аванса, и мрачный представитель комбината, неохотно инструктировавший меня насчет предстоящего задания, и сжатые сроки подготовки. Что-то темное чувствовалось в предстоящей экспедиции. Темнее полярной ночи. И подсознательно уже я искал предлог остаться, как человек, разбуженный ненастным утром в теплой постели ищет предлог не выходить из дому. Однако судьба, обычно перечившая моим планам, в этот раз не ставила препятствий.
Снаружи завывал ветер. Посадочные огни были единственными огнями в этой белой пустыне. Но, обойдя вертолет, я заметил железную будку, сооруженную на старом контейнере. К ней вела лесенка, а сквозь зарешеченные окна пробивался тусклый свет. Других признаков жизни железная башня не подавала. И не было больше ничего, что могло бы подавать такие признаки.
— А вот и твои, кажись… — вышедший вслед летчик приподнял руку в толстой перчатке.
Я уже увидел мелькающие вдалеке огни фар. Они то приподнимались в ночное небо, то упирались в белую дорогу перед собой. И через пару минут, когда меня уже пробрал морозец, к вертолету подъехал необычного вида грузовик, печатая рубчатые полосы на свежем снегу. С тяжелым пыхтением он остановился, едва не задев кабиной край лопасти (отчего летчик недовольно поморщился) и в глаза бросились приваренные листы металла перед радиатором (я сначала подумал, что это поднятый скребок снегоочистителя) и решетки на окнах четырехдверной кабины. Короткая грузовая платформа была покрыта брезентом с сильно выпирающими ребрами каркаса.
Задняя дверь с лязганьем открылась, вверх потянулось облако пара, и вниз пружинисто спрыгнул человек в полушубке. Лицо у него было в больших красных пятнах то ли от старых ожогов, то ли от давнишнего обморожения. Придерживая рукой дверь, он оглянулся по сторонам, словно ожидая чего-то недоброго, а потом медленно повернул голову в мою сторону.
— Геофизик? Беляев? — он вымученно улыбнулся.
— Да. А вы встречающий от комбината?
— Правильно! И табличка не понадобилась, — человек обернулся к кому-то в кабине и оттуда, из-за морозного стекла, раздался смешок.
— Разгружайте лучше! — нервно прикрикнул второй пилот, выглядывая из вертолета. — Хватит болтать!
Человека в полушубке посмотрел на летчика, и от этого взгляда тот моментально скрылся в нутре вертолета. А из кабины грузовика, под скрип дверей уже выбрались водитель и еще кто-то в ватнике. Оба поспешили к открывающимся грузовым створкам МИ-8. Машина же продолжал чадить на холостых дизельным перегаром.
— Хромов, — наконец представился встречающий, и сделал такое движение, словно хотел снять перчатку для рукопожатия. — Не беспокойся, сейчас перегрузим, и на базу. Там и встретим тебя по-людски.
— По-людски это как? — спросил я.
— Директор тебя примет. Поговорите. Разместит.
— Прямо ночью будем говорить?
— Почему нет? — Хромов раскашлялся простуженным смехом. — Ночь здесь долгая, все дела за день не переделаешь. Просил вот тебя не потерять по дороге. Нужен ты нам.
— Да где здесь потеряться? — улыбнулся я. — В этом аэропорту не заблудишься.
— Эх, браток, тут потеряться есть где… — он устало поморщился, от чего лицо его стало совсем уродливым. — Много еще груза?
— Последний тащат… — я проводил глазами длинный ящик, который пронесли мимо нас и с уханьем поставили в кузов.
Напоследок я заскочил в вертолет, схватил свои вещи и тоже забросил их в кузов уже взревывающего грузовика. Уселся я к Хромову, на жесткий пружинящий диван. И машина тут же сорвалась с места, объехала вертолет, лопасти которого уже начали раскручиваться под усиливающийся свистящий гул, и наконец свет фар задрожал на заметенной дороге под натужный набор скорости.
Хромов пошарил в ногах и, к моему удивлению, достал автомат.
Страница
1 из 31
1 из 31