Ночная смена

— Ф-фу, Миша! — в жиденьком свете Мишиного фонарика лоб Игорька поблёскивал мелкими бусинками пота.

— Извини, — шепнул Шлезингер, — Что, навострил от нас лыжи?

— Нафиг надо! — отмахнулся Игорь. — Слишком долго я вас искал, чтобы сваливать…

— Ш-ш-ш! — Миша, подскочивший, словно ему ткнули шилом в зад, закрыл ему рот влажной ладонью.

Игорёк вопросительно кивнул.

— Кажись, там, — Шлезингер ткнул пальцем в пол. — Кто-то чалится…

«Бусинки» на лбу сисадмина ожили, побежав к бровям, подмышки намокли. Он прильнул к перилам, тщетно вглядываясь в узкий зазор между ними и шахтой лифта, боясь светить. «Пошло оно всё, бегите назад!» — вопил внутренний голос. Во взгляде Миши — мольба о том, чтобы коллега согласился.

— Пойдём, проверим, — Игорь постарался придать голосу уверенности и чуть не пинками заставил себя спускаться. Миша как робот следовал за ним. Пальцы, казалось, вот-вот протрут алюминиевую крышку ноутбука до самой матрицы.

Между четвёртым и третьим они замерли, испуганно выглядывая из-за коробки шахты лифта.

— Глянь, а там чё за шняга? — шепнул Игорь, указывая на единственную в бизнес-центре железную дверь в правой части площадки, ведущую к административным кабинетам — в щели между ней и широким железным косяком торчал какой-то светлый прямоугольник.

— Подстава? — просипел Шлезингер.

— Да всяко…

— Ну, нафиг! Пошли назад! — потянул сисадмина локализатор.

Естество Игоря рванулось прочь, к свету и безопасности, но тот, собрав в кулак остатки воли, схватил его за шиворот.

— А что ребятам скажем?

Миша нервно сглотнул. Запах пота, ручьями бегущего с него, вонзался в ноздри тупыми вилами.

Наскоро проверили ближайшие двери — стоят незыблемо. Значит, маньяк где-то за дальними… Торчащий предмет оказался сложенной вшестеро бумажкой, скорее всего — какой-нибудь официальной пописулькой, оставленной припозднившимся курьером. Игорь не припоминал, была ли она, когда он пришёл. Не обратил внимания, беседуя с пропащим замом. А зря…

— Во приколист! — хохотнул вдруг Миша. — Ты глянь, Игорян! — локализатор ухмылялся, тыча пальцем в бумажку.

— Кто приколист? — не понял сисадмин.

— Дед наш. Бабосами раскидывается не по-детски.

— Какими бабосами?

— Да вот же пять косарей из двери торчат!

Игорь напряг зрение. Белый, аккуратно сложенный лист бумаги, не больно-то смахивающий на пятитысячную купюру. «Одно слово — еврей! — с раздражением подумал хранитель сетей — Люди пропадают, коты дохнут, а у него всё косари в глазах»

— Миш, ты глючишь! Какие пять косарей? Бумажка простая. «Каспером» мозги прогони…

Возмущённый близорукостью коллеги Шлезингер выдернул лист из дверей, победоносно помахал им у Игоря перед носом. Тот успел заметить лишь круглую печать, подтверждающую его подозрение — Мише надо сходить к окулисту. Правда, высказаться он не успел. Резко распахнулась дверь за Мишиной спиной, и тот, вскрикнув, исчез за ней. Фонарик на мгновение погас, металлически грохнувшая темнота ослепила его. Игорь отпрянул, с трудом удержавшись, чтобы не слететь по узкой лестнице.

— Миша! — железная дверь на удивление легко поддалась, и сисадмин нырнул в кромешную тьму, точно водолаз в прорубь.

Что-то попалось под ноги, айтишник ухнул на паркет. Смартфон вскользнул из рук и, прокатившись по полу, замер у дорогой двери из тёмного дерева с позолоченным глазком, из-за которой доносилась интенсивная возня. Игорь вскочил на четвереньки, но тут что-то тяжёлое опустилось на голову. Последнее, что зафиксировало меркнущее сознание — запах крови.

Домой вахтёр правда не торопился. В стылой однокомнатной квартире в Пушкине его никто не ждал. Тем более последние несколько месяцев его жестоко мучила бессонница. Правда, сейчас это было только на руку. Не верилось, что проклятие исчезло. Оно лишь дремлет, выжидает как охотник. Каждую смену он сидел до утра, сознавая ответственность за ребят с шестого этажа. Разумеется, ему не поверили. Он и не ожидал, что поверят. Да, несколько лет всё было спокойно, но это ещё ни о чём не говорит…

Сладкая дремота резко слетела, словно кто-то грубо сдёрнул тонкое, но тёплое покрывало. Глаза беспокойно застреляли по парадной. Зверь-ветер тараном ломится в металлическую дверь, но внутри тихо, словно пространство укутали в мягкую фланель. Тишина, однако, не кажется мирной — шум в трубах, обычно успокаивающий старческие нервы кажется теперь протяжной сатанинской инвокацией. Темнота не бросается в глаза — набрасывается на них голодным хищником в зимней тайге. Непроглядная, бесстрастная, она словно глумится над пожилым вахтёром, в иные дни ощущавшим себя зорким дневальным, усмехается ничтожеству человека перед чёрными силами, извечно соседствующими с ним. Его проняла дрожь. Всё совсем как тогда, перед исчезновением банковских служащих.