Первый Феникс

Из болота темноты вынырнула вторая рука, ухватившись за край дверного проёма. Ещё секунда — на белоснежном полу появилась третья фигура. Юра тяжело дышал, откашливаясь. Лёгкие драло песком при каждом вдохе, он с трудом дышал ртом, широко раскрыв глаза. Стоя на четвереньках и упёршись в пол широкими ладонями, он не знал, что было ему нужнее сейчас — воздух, которого совсем не было там, в темноте, или холод кафельной плитки, которая ласкала его пальцы.

Юра не сразу понял, что лифт под его ногами рухнул вниз. В какой-то момент крыша качнулась, железная, скользкая от масла основа пошла волнами под его ногами и исчезла. Он махнул руками, не дотянувшись до края выхода, и полетел вслед за скрежетом и грохотом. Рука сама схватилась за стальной трос, парень не успел ни осознать что-либо, ни подумать, ни среагировать. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он не падает, а висит в кромешной темноте, которая сгущалась и клубилась вокруг него, притянутая ощущением скорой смерти. Узкие иглы щелей внешних дверей пропали все одновременно, погрузив его в вязкую смолистую жижу. Она забивалась в ноздри и рот, не давая дышать. Скользила между пальцами, мешая держаться за трос, щекотала мочки ушей, нашёптывая слова гибели.

Юра схватился за трос второй рукой и, с трудом поняв, где верх, где низ, а где он сам, подтянулся, поднявшись на пару метров. Он не видел ни рук, ни троса, но металл в его руках теплел с каждой секундой. Вскоре в нос ударил запах горелой кожи. Парень с трудом отдирал обожжённые ладони от троса и подтягивался вверх. Рука над его головой появилась за мгновение до того, как пальцы раздались бы, а человек полетел бы в разинутую пасть шахты. И он всё равно провалился.

Ошарашенно прижимаясь холодному полу, Юра во всех деталях вспоминал, как он — его тело коснулось дна шахты, органы разорвались, череп разбился.

Но вот он — тут.

— Отныне только здоровый образ жизни, — выдохнул запыхавшийся Глеб, разминая руки, — только лестница.

— У нас это в уставе прописано вообще-то, — Марина потёрла переносицу.

Юра внимательно разглядывал свои ладони. Он упёрся лбом в ледяной пол и, поджав руки, поднёс их к лицу. Ни царапины. В голове ржавым механизмом всплыли воспоминания, в которых он отдирал прожжённые до костей руки от раскалённого троса, в носу всё ещё стоял запах горелой плоти, боль продолжала дрелью просверливать мозг. И она, эта боль, была настоящей, и запах, и жар — всё было на самом деле. И смерть была настоящей. Но сейчас он смотрел на абсолютно невредимую кожу.

Женский голосок прикоснулся к нему прохладными иглами. Слова быстрыми струйками текли по полу и врезались в него, заставляя слушать. Юра медленно поднял голову и прислушался. Совсем слабые всхлипы и путанные слова молитв.

— А теперь за птенчиком, — Глеб вскочил на ноги и, держа автомат наготове, направился к комнате, из которой медленно вытекала широкая лужа крови.

— Стой, — сказал Юра негромко, но достаточно резко. Охотник остановился, недоверчиво обернувшись на него.

— Нет времени, новенький.

— Ты её напугаешь, — Юра поднялся и быстро подошёл к Глебу. — Она испугается и снова это сделает. Вот, на, — он выхватил оставшиеся куски серой ткани из карманов и протянул их охотнику, — смени повязки.

— Ты понимаешь, что там — феникс? — вмешалась Марина. Она снова перебралась к окну и тяжело дышала, облокотившись о стену.

— Да.

— И что он убил шестерых?

— Пятерых, — резко поправил Глеб.

— Да без разницы, — улыбнулась девушка. — Справишься?

Юра молча кивнул и, не оборачиваясь на охотников, пошёл к расползающейся бордовой луже. Глеб, бормоча что-то под нос, присел рядом с ослабевшей девушкой и, аккуратно достав её руку из камзола, снял пропитанные кровью повязки. На руке не было ни единой раны, но красная жидкость всё так же текла с ладони тонкой непрерывной струёй.

Подойдя к краю тёмно-алого пятна, от которого тянулось несколько кровавых троп, появившиеся, когда выносили трупы. Юра с минуту стоял, не решаясь перешагнуть границу между холодом и смертью. Глеб заворчал чуть громче, и парень всё же сделал шаг. Нога погрузилась в тёплую жижу, мягкую, как растопленный воск. Вокруг его ног кровь мгновенно застывала и оставалась окаменевшим чёрным отпечатком кроссовок. Вдруг плач девушки изменился, он перестал звучать отовсюду сразу, больше не стекал по стенам вязкой грязью. Теперь он раздавался из-за стены и был абсолютно реальным, человеческим. Но чем живее становился голос, тем сложнее было ему идти. Воздух потяжелел, он давил на плечи и голову свинцовыми лапами, пытаясь прижать к покрытому тёплой кровью полу. Ещё через несколько шагов он смог зайти внутрь и осмотреться. Белизна, наполнявшая кабинет ранее, едва проглядывалась через пятна крови, которые покрывали его почти полностью. На стенах тянулись длинные кровавые полосы, начинавшиеся отпечатками рук.