Серебряные Нити

— Что это? — моя гостья подсела ближе, нахмурилась, разглядывая неровные закорючки, готовые сложиться в осмысленные фразы — стоило только сосредоточиться на них чуть сильнее. — Это… Слова?

— Ты не видела их? — я сам осознавал глупость вопроса, но не задать его не мог.

— Я не читала до конца. Я вообще пробежалась глазами только по записям того ритуала, в которых вы описывали исчезновение… — она сделала короткую паузу. — В которых вы описывали смерть моей старшей сестры.

— Эти иероглифы кажутся относительно недавними, — я попытался сменить тему.

— Да, — девушка неохотно поддалась. — Они определённо начертаны здесь уже после того, как бумагу тронул огонь.

Прищурившись и вчитавшись в потемневшие символы, я прочитал вслух:

— «Мне кажется, что что-то влечёт меня туда… Даже если я никогда не была там, в этой странной деревне. Я вижу себя там во снах, в страшных, изматывающих снах. И я вижу её, девушку с телом синим от татуировок… Её глаза совершенно бесцветны, они как глаза змеи — как зеркала, как… Нет, я не могу объяснить. Прости меня, Саюки, я хочу рассказать тебе, но не могу. Уверена, рано или поздно ты найдёшь эту рукопись… И прочтёшь мои извинения. Дело в том, что эта странная девушка из сна коснулась моей ладони. Теперь я привязана к ней, прикована… И в лунном свете я вижу на своей руке разрастающиеся очертания татуировки… Эти нити бегут по моей коже, сплетаются в образы змей и листьев падуба. Это знак… Возможно, я скоро уйду… навсегда. Но не так, как хочет она, не так. Если… Если мне не хватит сил… Я попрошу Рю помочь. Прощай, Саюки.»

Я только сейчас понял, что не моргал и не дышал, пока пытался разобрать постепенно выступающие из пустоты иероглифы. Пот стекал по моему лбу и заползал в глаза, от напряжения тело моё словно бы замёрзло изнутри.

— А здесь? — девушка указала пальчиком ниже, на те иероглифы, которые я не заметил сначала, и которые оказались неожиданно чёткими и понятными. — Посмотрите, здесь как будто бы писали углём…

— Да, это не ручка, — неохотно подтвердил я. — «Рю, кажется, по-настоящему хотел убить меня. Саюки… Прости его. Пожалуйста.»

Книга выпала из моих трясущихся рук, а проклятая татуированная жрица вдруг привиделась в каждой тени — за широкими шторами, под лестницей, в отражении на экране телевизора, даже прямо за моей спиной! Она была повсюду и нигде, девушка, по телу которой бежали тёмно-синие змеи и листья татуировок. А потом я почувствовал её ладони на плечах, лице, груди, коленях и шее, как если бы каждый из гротескных иллюзорных образов вдруг захотел коснуться меня…

— Господин Саюки, — голосок Акане вырвал меня из лап прожорливого мрака, резко вбил вокруг четыре осязаемые стены и накрыл их привычным уже потолком. — Господин Саюки, с вами что-то не так?

— Я не…

— Вы побледнели…

— Кажется, я видел её, ту девушку, о которой писала Акане… Моя Акане. Пусть даже в собственных страхах, но… Она была совсем как живая!

— Даже если учесть, что она давно мертва, — девушка грустно улыбнулась. Слёзы уже не искажали милое личико, и впервые за последние минуты я увидел её привычно раскованной.

— Мне нужно лечиться…

— А кто этот Рю?

— Никто, — я поспешил бросить «Серебряные Нити» на пол.

— Тот самый друг?

— Я сказал — никто! — мой выкрик заставил гостью отстраниться и виновато закусить губу.

Я всё не мог отдышаться, пойти на компромисс с самим собой и найти единственную правду. Не мог отбросить даже малейшую часть своих страхов и навеянных им предположений. Бред и истина слились в едином жутком хороводе, дополнительно сплетаемые моим угнетённым сознанием.

— Господин Саюки, простите меня, — она подалась вперёд, вдруг оказавшись совсем близко, слишком, слишком близко. — Простите за всё.

— Не стоит, — я выдавил из себя сдержанную улыбку.

— Вам, наверное, действительно нелегко…

— Да, — жёстко отрезал я, в очередной раз подтверждая эту полубезумную истину. — Действительно.

— Мне тоже нелегко, — её брови чуть двинулись, придав юному лицу странный, почти взрослый шарм.

Не знаю, как это произошло. Не знаю, что именно заставило меня схватить Акане — именно Акане, без каких-либо нелепых добавлений… — и грубо привлечь к себе, вдавить в себя её хрупкое маленькое тело. Жар неожиданного желания ударил мне в голову, и я не смог больше сдерживаться…

Одно имя, которое так приятно было повторять, одно простое имя, любимое, как каждый новый рассвет и почитаемое, как сама луна. Я взывал к ней в эту ночь, взывал постоянно, потерявшись между двумя душами, прикованными к единственному имени. Для меня не было разницы… После года тёмного одиночества — для меня не было никакой разницы, и… Никакой боли в сердце, наверное. Впервые за все минувшие месяцы.

Свобода.