104 мин, 48 сек 20702
Пьянящая сильнее ярости, сильнее бессознательного страха… Моя, моя собственная свобода. Свобода без теней, кукол, жриц и татуированных покойниц.
Новая жизнь… С этого мига я должен был открыть для себя совершенно новую жизнь. С этой ночи. С каждой секунды этой ночи, с каждого вздоха, с каждого стона!
… В моей комнате было темно и тихо. И тепло. Совсем как когда-то…
Акане уже заснула слева от меня, милая и жизнерадостная вопреки всему. Она лежала на моём плече и тихонько посапывала, совсем как маленькая забавная кошечка…
Я бросил короткий взгляд за окно, на этот раз зная, что снаружи не появится новых видений, после чего снова посмотрел в потолок. Со старой жизнью было покончено, я снова мог смотреть вперёд, а не назад, снова готов был жить ради кого-то живого, ради той, по чьим жилам бежит настоящая, горячая кровь, и чьё сердечко будет учащённо стучать в моём присутствии…
Мне хотелось жить. Хотелось простить Рю, признать, что у него просто не было другого выбора, что он не мог отказать, когда любимая нами обоими Акане попросила… Хотелось забыть о прошлом, забыть о проклятой деревне в горах, о маленьких жрицах, стучащих молоточками по длинным серебристым кольям, о татуированной девушке, один вид которой способен привести в ужас любого из живущих.
В моём новом мире больше не было места для этих страхов. Не было.
Бесшумно и мягко дверь в спальню отворилась. В её движении не было таинственности, не было ни следа загробного таинства. Она просто скользнула наружу, уступая столь же простому усилию чьей-то руки.
А потом в комнату вошла она. Девушка в длинном чёрном кимоно, лица которой не было видно из-за ширмы гладких красивых волос. Её осторожные, чуть нежные шаги не имели ничего общего с перемещением призрака, но всё же в этом странно знакомом облике существовали настолько яростные очертания ужаса, что один взгляд в сторону странной незнакомки пресекал воздух на полпути к лёгким.
Она неторопливо прошествовала к окну, даже не глядя в мою сторону, после чего развернулась к кровати и с грацией истинной тени склонилась над сжавшейся в комочек Другой Акане — я снова называл её так, почти автоматически, как если бы вдруг встретился с той самой Акане, ради которой жил когда-то, моей Акане…
— Рю не успел, — её шелестящий шепоток лез в уши против моего желания, заставлял вжаться в кровать всем телом. — Рю не смог предать тебя. Даже если он считает, что сделал всё так, как следовало… А ты… Ты предал меня. Я просто хотела напомнить о себе, увидеть тебя… А ты предал меня.
Я вдруг увидел её глаза, пустые глаза мертвой и похороненной девушки, когда-то любимой и бесконечно яркой. Но она смотрела не на меня — только на мою молодую гостью — и снова я считал эту студентку кем-то чужим, хотя ещё минуту назад готов был разделить с ней собственную жизнь!
Её бледные пальцы, пальцы моей Акане, выглянули из плотных длинных рукавов, дёрнулись, как будто бы в нерешительности, и как-то уж слишком резко сошлись на горле моей неожиданной любовницы. Девушка, что лежала рядом со мной, не смогла даже всхлипнуть, даже понять, что с ней произошло… Мрачная посетительница забрала её жизнь быстро и яростно, хранимая каким-то жутким безразличием, после чего отвернулась, снова подошла к потемневшему окну.
— Прощай, — голос её заставил меня отпрянуть в сторону и свалиться с кровати.
Когда я нашёл в себе силы оглядеть помещение, неестественно знакомая убийца уже растворилась в воздухе — во всяком случае, её не было поблизости, а в дверь уж точно никто не выходил…
Я вдруг почувствовал себя легко и приятно, не так, как бывало за всю мою жизнь. Казалось, всё вокруг в единый миг преобразилось, и за окном родилось новое, милое и замечательное чёрное солнышко. А со всех сторон на меня смотрели презрительные серые глаза — смотрели из каждой тени, с поверхности стола, множества полок… даже с безразличных стен. И я смеялся под их суровыми взглядами, смеялся слишком беззаботно для человека, на расстоянии вытянутой руки от которого находилось тело задушенной студентки…
И вдруг я понял, что разум покинул меня, что я потерял самого себя за эти последние дни, что проклятый ужас всё-таки сделал из меня сумасшедшего! Но… это оказалось даже приятно… Я мог бы прожить так ещё целую вечность, без осознания страха и принятия хоть каких-либо осмысленных решений!
Я снова расхохотался, глядя в каждую пару серых глаз по отдельности…
Комната была белой, очень белой, слишком белой! На белом фоне серые глаза казались почти невидимыми, но они были! Пусть никто не видел их — пусть! Они были, их не могло не быть! Их не могло не быть в этой комнате с мягкими белыми стенами, с мягким же потолком и удивительно мягким полом! Глаза… глаза смотрели на меня со всех сторон. Её глаза, которые я запомнил навсегда и сохранил в собственном сознании…
Издав мерзкий скрип, входная дверь распахнулась наружу, дверь моей крохотной камеры, которую сложно было заметить за слоем мягких белых подушек.
Новая жизнь… С этого мига я должен был открыть для себя совершенно новую жизнь. С этой ночи. С каждой секунды этой ночи, с каждого вздоха, с каждого стона!
… В моей комнате было темно и тихо. И тепло. Совсем как когда-то…
Акане уже заснула слева от меня, милая и жизнерадостная вопреки всему. Она лежала на моём плече и тихонько посапывала, совсем как маленькая забавная кошечка…
Я бросил короткий взгляд за окно, на этот раз зная, что снаружи не появится новых видений, после чего снова посмотрел в потолок. Со старой жизнью было покончено, я снова мог смотреть вперёд, а не назад, снова готов был жить ради кого-то живого, ради той, по чьим жилам бежит настоящая, горячая кровь, и чьё сердечко будет учащённо стучать в моём присутствии…
Мне хотелось жить. Хотелось простить Рю, признать, что у него просто не было другого выбора, что он не мог отказать, когда любимая нами обоими Акане попросила… Хотелось забыть о прошлом, забыть о проклятой деревне в горах, о маленьких жрицах, стучащих молоточками по длинным серебристым кольям, о татуированной девушке, один вид которой способен привести в ужас любого из живущих.
В моём новом мире больше не было места для этих страхов. Не было.
Бесшумно и мягко дверь в спальню отворилась. В её движении не было таинственности, не было ни следа загробного таинства. Она просто скользнула наружу, уступая столь же простому усилию чьей-то руки.
А потом в комнату вошла она. Девушка в длинном чёрном кимоно, лица которой не было видно из-за ширмы гладких красивых волос. Её осторожные, чуть нежные шаги не имели ничего общего с перемещением призрака, но всё же в этом странно знакомом облике существовали настолько яростные очертания ужаса, что один взгляд в сторону странной незнакомки пресекал воздух на полпути к лёгким.
Она неторопливо прошествовала к окну, даже не глядя в мою сторону, после чего развернулась к кровати и с грацией истинной тени склонилась над сжавшейся в комочек Другой Акане — я снова называл её так, почти автоматически, как если бы вдруг встретился с той самой Акане, ради которой жил когда-то, моей Акане…
— Рю не успел, — её шелестящий шепоток лез в уши против моего желания, заставлял вжаться в кровать всем телом. — Рю не смог предать тебя. Даже если он считает, что сделал всё так, как следовало… А ты… Ты предал меня. Я просто хотела напомнить о себе, увидеть тебя… А ты предал меня.
Я вдруг увидел её глаза, пустые глаза мертвой и похороненной девушки, когда-то любимой и бесконечно яркой. Но она смотрела не на меня — только на мою молодую гостью — и снова я считал эту студентку кем-то чужим, хотя ещё минуту назад готов был разделить с ней собственную жизнь!
Её бледные пальцы, пальцы моей Акане, выглянули из плотных длинных рукавов, дёрнулись, как будто бы в нерешительности, и как-то уж слишком резко сошлись на горле моей неожиданной любовницы. Девушка, что лежала рядом со мной, не смогла даже всхлипнуть, даже понять, что с ней произошло… Мрачная посетительница забрала её жизнь быстро и яростно, хранимая каким-то жутким безразличием, после чего отвернулась, снова подошла к потемневшему окну.
— Прощай, — голос её заставил меня отпрянуть в сторону и свалиться с кровати.
Когда я нашёл в себе силы оглядеть помещение, неестественно знакомая убийца уже растворилась в воздухе — во всяком случае, её не было поблизости, а в дверь уж точно никто не выходил…
Я вдруг почувствовал себя легко и приятно, не так, как бывало за всю мою жизнь. Казалось, всё вокруг в единый миг преобразилось, и за окном родилось новое, милое и замечательное чёрное солнышко. А со всех сторон на меня смотрели презрительные серые глаза — смотрели из каждой тени, с поверхности стола, множества полок… даже с безразличных стен. И я смеялся под их суровыми взглядами, смеялся слишком беззаботно для человека, на расстоянии вытянутой руки от которого находилось тело задушенной студентки…
И вдруг я понял, что разум покинул меня, что я потерял самого себя за эти последние дни, что проклятый ужас всё-таки сделал из меня сумасшедшего! Но… это оказалось даже приятно… Я мог бы прожить так ещё целую вечность, без осознания страха и принятия хоть каких-либо осмысленных решений!
Я снова расхохотался, глядя в каждую пару серых глаз по отдельности…
Комната была белой, очень белой, слишком белой! На белом фоне серые глаза казались почти невидимыми, но они были! Пусть никто не видел их — пусть! Они были, их не могло не быть! Их не могло не быть в этой комнате с мягкими белыми стенами, с мягким же потолком и удивительно мягким полом! Глаза… глаза смотрели на меня со всех сторон. Её глаза, которые я запомнил навсегда и сохранил в собственном сознании…
Издав мерзкий скрип, входная дверь распахнулась наружу, дверь моей крохотной камеры, которую сложно было заметить за слоем мягких белых подушек.
Страница
29 из 30
29 из 30