Добавить в моё избранное
91 мин, 46 сек 7194
Ору вошел в нее, щелкнул выключателем и с досадой обнаружил, что в кладовой не горит лампочка. Впрочем, его глаза и так неплохо видели в темноте. На стене лаборантской висело зеркало. Тощее белесое лицо Ору промелькнуло в нем, бросив на своего реального двойника раздраженный взгляд красных подслеповатых глаз.
В углу кладовой стояло ведро с лягушками, накрытое крышкой. Студент чуть приподнял крышку и просунул в ведро руку, чтобы нащупать лягушку покрупнее. Бледная человеческая рука шарила в темноте, натыкаясь на таких же бледных лягушек. На последней паре лягушек всегда мало — две-три, но сегодня их почему-то было не меньше четырех. «Рано пришел», — подумал Ору: «Другие группы еще не успели здесь побывать».
Вот она, скользкая! Ору осторожно взял самую крупную лягушку, обхватил пальцами со всех сторон, чтобы не выскользнула, и вынул из ведра. Где же эта разрезанная пластиковая бутылка, в которой лягушек носят? А, вот же она! Ору посадил лягушку в бутылку, закрыл ее срезанным горлышком, набрал воды из крана и тщательно прополоскал амфибию.
На обратном пути в учебную комнату Ору опять ощутил необычную вибрацию воздуха, только на этот раз она пронеслась без звука. «С ума можно сойти с этими четырьмя парами! Мерещится же всякая чушь!».
Опыт на этой паре отличался от всех предыдущих — здесь лягушка прошла немного иную экзекуцию, чем обычно. Она должна была стать так называемой мезенцефальной. Если обычно лягушкам загоняли иглу в затылок, после чего срезали ножницами верхнюю челюсть, захватывая глаза, то этой иглу никуда не вонзали, а только срезали челюсть перед глазами, удаляя передний мозг. На предыдущих экспериментах лягушки теряли практически всю ЦНС и лежали трупами, а вот мезенцефальная… Она пыталась высвободиться из бледной тощей руки Ору, своего вивисектора, отчаянно вращала глазами, и видно было, как ее нижнюю челюсть, похожую на ковшик, заполняет кровь, льющаяся из среза. Лягушечий язык шевелился в этой крови, а горловой мешок отчаянно пульсировал. Она была живехонька! Бросишь такую — и поскачет!
Гэри, главный садист группы, почти вплотную разглядывал изуродованную голову несчастной амфибии.
— Гляди-ка на ее рожу! — отвратительно усмехнулся он и тронул шевелящийся язык иглой. «Ублюдок» — про себя сказал Ору. Лягушка вся как-то напряглась и исторгла из раны струйку крови, будто целясь в руку Гэри, но кровь размазалась по резиновой перчатке Ору.
— Плюется! — воскликнул Гэри. Лягушка издала какой-то чавкающий звук и выплюнула еще одну струйку.
Ору тоже жутко захотелось плюнуть на пол, только от омерзения. Его уже давным-давно так и подмывало заехать этому уроду Гэри в скулу, да только он знал, что Гэри — родственник декана факультета, и потому трогать его не стоит. Найти б для этого хотя бы вескую причину… Но Гэри заслуживал удара уже самим фактом своего существования. Отвратительный человек… Всегда неготовый, приходящий на занятия по желанию — на экзаменах он всегда вытягивал на стипендию.
«Думай о хорошем!» — мысленно приказал себе Ору, пытаясь убрать из мыслей отвратительную реальность. Если б хоть немножко забыть о том, какой этот Гэри ублюдок, какую затяжку получил новый халат, и какие муки терпит несчастная лягушка! Но о хорошем думать не получалось — уж больно мало было этого хорошего. Но он все же нашел надежную зацепку. Сегодня пятница, а завтра — выходной, так что учить на завтра ничего не нужно, и он проводит домой любимую Треллу, а дома его будет ждать горячий ужин…
«Хорошие» мысли удались, но не особо помогли, потому что теперь Ору смотрел на тельце лягушки, повешенное на крючок, воткнутый в челюсть. Бедная тварь трепыхалась и трепыхалась, точь-в-точь как мужик из рекламы «Орбита» — ну, который зубами на турнике…
Монотонная речь Иллы действовала на студентов получше снотворного, и сквозь сонную пелену Ору видел, как над лягушкой проводят еще какие-то манипуляции, после чего он прикончил несчастную жертву с помощью иглы и отнес ее останки в лаборантскую. Потом студенты в полусне записывали в тетради какие-то скучные протоколы, Илла подписывала их, а затем группа разошлась… Ору, как лунатик, вернулся из лаборантской, и увидел пустую комнату. Все уже ушли — только ножки перевернутых стульев торчали, как рога. К великой досаде, половина группы поленилась поднять стулья — это пришлось делать Ору.
Когда же все стулья были перевернуты, ему не верилось, что все уже кончилось. Ни одно другое занятие не тянулось так долго, как физиология у Иллы Оанновны. Студент уложил халат в сумку и вышел в темный коридор. «Все! Я свободен, наконец!» — хотелось ему крикнуть в тишину коридора. Но тишина была по-прежнему сильна. Сонной неуклюжей походкой Ору спустился по лестнице и на улицу. Там стояла прохладная предутренняя тьма, и тощие долговязые фигуры студентов, как призраки, выплывали из корпусов и таяли во мраке. Но одна фигура — поменьше и поизящней, с длинными белоснежными волосами, стояла у крыльца, кого-то дожидаясь.
В углу кладовой стояло ведро с лягушками, накрытое крышкой. Студент чуть приподнял крышку и просунул в ведро руку, чтобы нащупать лягушку покрупнее. Бледная человеческая рука шарила в темноте, натыкаясь на таких же бледных лягушек. На последней паре лягушек всегда мало — две-три, но сегодня их почему-то было не меньше четырех. «Рано пришел», — подумал Ору: «Другие группы еще не успели здесь побывать».
Вот она, скользкая! Ору осторожно взял самую крупную лягушку, обхватил пальцами со всех сторон, чтобы не выскользнула, и вынул из ведра. Где же эта разрезанная пластиковая бутылка, в которой лягушек носят? А, вот же она! Ору посадил лягушку в бутылку, закрыл ее срезанным горлышком, набрал воды из крана и тщательно прополоскал амфибию.
На обратном пути в учебную комнату Ору опять ощутил необычную вибрацию воздуха, только на этот раз она пронеслась без звука. «С ума можно сойти с этими четырьмя парами! Мерещится же всякая чушь!».
Опыт на этой паре отличался от всех предыдущих — здесь лягушка прошла немного иную экзекуцию, чем обычно. Она должна была стать так называемой мезенцефальной. Если обычно лягушкам загоняли иглу в затылок, после чего срезали ножницами верхнюю челюсть, захватывая глаза, то этой иглу никуда не вонзали, а только срезали челюсть перед глазами, удаляя передний мозг. На предыдущих экспериментах лягушки теряли практически всю ЦНС и лежали трупами, а вот мезенцефальная… Она пыталась высвободиться из бледной тощей руки Ору, своего вивисектора, отчаянно вращала глазами, и видно было, как ее нижнюю челюсть, похожую на ковшик, заполняет кровь, льющаяся из среза. Лягушечий язык шевелился в этой крови, а горловой мешок отчаянно пульсировал. Она была живехонька! Бросишь такую — и поскачет!
Гэри, главный садист группы, почти вплотную разглядывал изуродованную голову несчастной амфибии.
— Гляди-ка на ее рожу! — отвратительно усмехнулся он и тронул шевелящийся язык иглой. «Ублюдок» — про себя сказал Ору. Лягушка вся как-то напряглась и исторгла из раны струйку крови, будто целясь в руку Гэри, но кровь размазалась по резиновой перчатке Ору.
— Плюется! — воскликнул Гэри. Лягушка издала какой-то чавкающий звук и выплюнула еще одну струйку.
Ору тоже жутко захотелось плюнуть на пол, только от омерзения. Его уже давным-давно так и подмывало заехать этому уроду Гэри в скулу, да только он знал, что Гэри — родственник декана факультета, и потому трогать его не стоит. Найти б для этого хотя бы вескую причину… Но Гэри заслуживал удара уже самим фактом своего существования. Отвратительный человек… Всегда неготовый, приходящий на занятия по желанию — на экзаменах он всегда вытягивал на стипендию.
«Думай о хорошем!» — мысленно приказал себе Ору, пытаясь убрать из мыслей отвратительную реальность. Если б хоть немножко забыть о том, какой этот Гэри ублюдок, какую затяжку получил новый халат, и какие муки терпит несчастная лягушка! Но о хорошем думать не получалось — уж больно мало было этого хорошего. Но он все же нашел надежную зацепку. Сегодня пятница, а завтра — выходной, так что учить на завтра ничего не нужно, и он проводит домой любимую Треллу, а дома его будет ждать горячий ужин…
«Хорошие» мысли удались, но не особо помогли, потому что теперь Ору смотрел на тельце лягушки, повешенное на крючок, воткнутый в челюсть. Бедная тварь трепыхалась и трепыхалась, точь-в-точь как мужик из рекламы «Орбита» — ну, который зубами на турнике…
Монотонная речь Иллы действовала на студентов получше снотворного, и сквозь сонную пелену Ору видел, как над лягушкой проводят еще какие-то манипуляции, после чего он прикончил несчастную жертву с помощью иглы и отнес ее останки в лаборантскую. Потом студенты в полусне записывали в тетради какие-то скучные протоколы, Илла подписывала их, а затем группа разошлась… Ору, как лунатик, вернулся из лаборантской, и увидел пустую комнату. Все уже ушли — только ножки перевернутых стульев торчали, как рога. К великой досаде, половина группы поленилась поднять стулья — это пришлось делать Ору.
Когда же все стулья были перевернуты, ему не верилось, что все уже кончилось. Ни одно другое занятие не тянулось так долго, как физиология у Иллы Оанновны. Студент уложил халат в сумку и вышел в темный коридор. «Все! Я свободен, наконец!» — хотелось ему крикнуть в тишину коридора. Но тишина была по-прежнему сильна. Сонной неуклюжей походкой Ору спустился по лестнице и на улицу. Там стояла прохладная предутренняя тьма, и тощие долговязые фигуры студентов, как призраки, выплывали из корпусов и таяли во мраке. Но одна фигура — поменьше и поизящней, с длинными белоснежными волосами, стояла у крыльца, кого-то дожидаясь.
Страница
2 из 26
2 из 26
