Это лето пахло по-особенному: немного приторно, немного затхло, но было в этом что-то загадочно издевательское, что-то такое, что заставляло настораживаться не только прохладными дикими ночами, но и полуденным пустынным зноем. Настораживаться и оглядываться в поисках причины этого внезапного и очень неприятного ощущения. Запах витал над домами, деревьями, травами, рекой… Этим летом было очень мало птиц, только вороньё; по улицам часто бегали крысы, а озверевшие собаки ловили их и терзали на части.
Добавить в моё избранное
86 мин, 59 сек 17336
Это было особенное лето: жаркое, знойное, удушливое. Оно выжимало из тебя всё, что дала тебе зима и очень поздняя весна. Оно требовало и ничуть не расплачивалось за это, только лишь заставляло настороженно оглядываться по сторонам в пустынной улице, искать глазами то, что могло тебя так напугать, но находить лишь пустоту и полуденную тишину, наполненную стрёкотом неугомонных кузнечиков.
Это было странное лето. Оно не принимало чистого неба и свежего ветра, оно только сжигало всё золотым оком лазуревого неба, открывающимся рано утром, когда каждая живая тварь поворачивается в сторону тонкого и невыносимо яркого луча, чтобы потом забыть и жить дальше, каждый рассвет и закат оглядываясь на этот луч. Насмешливый луч небесного светила.
Это лето запомнили все. Оно всегда готово было уйти и унести с собой все свои странности. Но никто об этом не думал. Только тьма, река и тот зверь…
Настя пребывала в чудесном расположении духа, хотя дорога утомила её и усталость прочно засела в теле, однако девушка мало обращала на неё внимания, поглощённая созерцанием проплывающими за окном вагона видами. В основном это были светлые, изнывающие от июльской жары сосновые леса. Высокие, надменные сосны с рыжими стволами тянулись к кристально чистому голубому небу, к нещадно палящему солнцу. С краю леса скромно примостились мелкие кустарники и сосенки-подростки, растущие вдоль железной дороги и словно провожающие убегающий вдаль поезд.
Девушка редко ездила в деревню к своей бабушке, и сейчас её переполняло радостное чувство скорой встречи. До прибытия на станцию оставались какие-то пятнадцать минут, а то и меньше. Вагон мерно покачивался, стучали колёса. За спинкой мягкого, но неудобного кресла переговаривались пассажиры. Настя уже и не помнила, что значит ехать в поезде, да ещё и несколько долгих часов, с двумя пересадками: день уже клонился к своему завершению, хотя небо ничуть этого не выдавало — в начале июля темнеет поздно и внезапно.
Вот за лесом показалась дорога, ныряющая между стволами недовольных деревьев; пробежала около минуты вдоль рельс и свернула в сторону. В этот час она была странно пуста: ни одной машины, никого. Девушка добродушно улыбнулась, радуясь этой пустоте, как будто она возвращала этому лесу дикость и первобытность. Вдоль спины скатилась прохладная капелька пота, и только теперь Настя подумала, что в вагоне очень уж жарко, и даже пара открытых окон не решали этой проблемы. Она огляделась, вырванная из своих ощущений и мыслей: пассажиры уже начали собираться, упаковывать достанные во время пути вещи в сумку, шуршать пакетами и громко переговариваться. Девушка решила тоже не терять зря времени: очевидно, поезд приближался к станции — и начала не спеша собираться.
Состав из четырёх вагонов начал замедлять свой ход. Несколько пассажиров направились к выходу, Настя пристроилась позади них, таща огромную спортивную сумку с вещами. Стоять пришлось недолго — минут через пять поезд остановился, и проводница открыла дверь, опустив подножку вагона: местный вокзал не отличался высоким перроном.
Тяжеленная сумка шмякнулась на землю первая, вслед за ней с подножки спрыгнула и Настя, уже пожалевшая, что набрала с собой так много вещей — всего ведь на две недели собиралась. Девушка оттащила сумку в сторону, остановилась и огляделась, выискивая взглядом в толпе прибывших и встречающих любимую бабушку. Она отыскалась скоро, причём сама, и сразу же бросилась обнимать свою не менее любимую внучку, расталкивая на пути всех, кто там оказался по неосторожности.
— Настенька! Родная, как же я рада тебя видеть!— сопроводила свои лобызания соответствующей речью бабулька, крепко стискивая в своих объятиях девушку, которая была чуть не на голову выше её самой. — Как ты изменилась! Я даже не признала тебя сначала. — Бабушка отстранилась и оглядела Настю. — Похудела, побледнела… А что это ты с собой сделала? Покрасилась? Деточка…
— Ба, всё нормально. Я и была такой… — попыталась отбиться девушка, чувствуя, куда клонит старушка. — Просто ты забыла…
— Да ничего! Пошли-ка домой, а-то ведь устала с дороги-то. Целый день ехала. А у меня уже всё готово: и стол накрыт, и кровать застелена…
Настя, подняв свою тяжеленную сумку и слушая несмолкаемое бормотание бабушки, рассказывающей о том, что они будут делать в следующие две недели, а заодно и делившуюся последними новостями, ощутила непреодолимо чувство радости, вспыхнувшее в то время, когда они уже шли в направлении бабушкиного дома.
Настя была в полном восторге, когда увидела дом: небольшой, аккуратненький, обнесённый деревянным забором и засаженный огромным количеством картошки, в зарослях которой виднелись и шикарные верхушки лебеды. Девушка поёжилась, вспомнив, что в бабушкины планы входила совместная прополка данной фазенды, но сразу же забыла об этом, когда оказалась в доме. Внутри он оказался гораздо больше, чем виделся снаружи: две комнаты, кухня и столовая, расположенные вокруг одной большой печки.
Это было странное лето. Оно не принимало чистого неба и свежего ветра, оно только сжигало всё золотым оком лазуревого неба, открывающимся рано утром, когда каждая живая тварь поворачивается в сторону тонкого и невыносимо яркого луча, чтобы потом забыть и жить дальше, каждый рассвет и закат оглядываясь на этот луч. Насмешливый луч небесного светила.
Это лето запомнили все. Оно всегда готово было уйти и унести с собой все свои странности. Но никто об этом не думал. Только тьма, река и тот зверь…
Настя пребывала в чудесном расположении духа, хотя дорога утомила её и усталость прочно засела в теле, однако девушка мало обращала на неё внимания, поглощённая созерцанием проплывающими за окном вагона видами. В основном это были светлые, изнывающие от июльской жары сосновые леса. Высокие, надменные сосны с рыжими стволами тянулись к кристально чистому голубому небу, к нещадно палящему солнцу. С краю леса скромно примостились мелкие кустарники и сосенки-подростки, растущие вдоль железной дороги и словно провожающие убегающий вдаль поезд.
Девушка редко ездила в деревню к своей бабушке, и сейчас её переполняло радостное чувство скорой встречи. До прибытия на станцию оставались какие-то пятнадцать минут, а то и меньше. Вагон мерно покачивался, стучали колёса. За спинкой мягкого, но неудобного кресла переговаривались пассажиры. Настя уже и не помнила, что значит ехать в поезде, да ещё и несколько долгих часов, с двумя пересадками: день уже клонился к своему завершению, хотя небо ничуть этого не выдавало — в начале июля темнеет поздно и внезапно.
Вот за лесом показалась дорога, ныряющая между стволами недовольных деревьев; пробежала около минуты вдоль рельс и свернула в сторону. В этот час она была странно пуста: ни одной машины, никого. Девушка добродушно улыбнулась, радуясь этой пустоте, как будто она возвращала этому лесу дикость и первобытность. Вдоль спины скатилась прохладная капелька пота, и только теперь Настя подумала, что в вагоне очень уж жарко, и даже пара открытых окон не решали этой проблемы. Она огляделась, вырванная из своих ощущений и мыслей: пассажиры уже начали собираться, упаковывать достанные во время пути вещи в сумку, шуршать пакетами и громко переговариваться. Девушка решила тоже не терять зря времени: очевидно, поезд приближался к станции — и начала не спеша собираться.
Состав из четырёх вагонов начал замедлять свой ход. Несколько пассажиров направились к выходу, Настя пристроилась позади них, таща огромную спортивную сумку с вещами. Стоять пришлось недолго — минут через пять поезд остановился, и проводница открыла дверь, опустив подножку вагона: местный вокзал не отличался высоким перроном.
Тяжеленная сумка шмякнулась на землю первая, вслед за ней с подножки спрыгнула и Настя, уже пожалевшая, что набрала с собой так много вещей — всего ведь на две недели собиралась. Девушка оттащила сумку в сторону, остановилась и огляделась, выискивая взглядом в толпе прибывших и встречающих любимую бабушку. Она отыскалась скоро, причём сама, и сразу же бросилась обнимать свою не менее любимую внучку, расталкивая на пути всех, кто там оказался по неосторожности.
— Настенька! Родная, как же я рада тебя видеть!— сопроводила свои лобызания соответствующей речью бабулька, крепко стискивая в своих объятиях девушку, которая была чуть не на голову выше её самой. — Как ты изменилась! Я даже не признала тебя сначала. — Бабушка отстранилась и оглядела Настю. — Похудела, побледнела… А что это ты с собой сделала? Покрасилась? Деточка…
— Ба, всё нормально. Я и была такой… — попыталась отбиться девушка, чувствуя, куда клонит старушка. — Просто ты забыла…
— Да ничего! Пошли-ка домой, а-то ведь устала с дороги-то. Целый день ехала. А у меня уже всё готово: и стол накрыт, и кровать застелена…
Настя, подняв свою тяжеленную сумку и слушая несмолкаемое бормотание бабушки, рассказывающей о том, что они будут делать в следующие две недели, а заодно и делившуюся последними новостями, ощутила непреодолимо чувство радости, вспыхнувшее в то время, когда они уже шли в направлении бабушкиного дома.
Настя была в полном восторге, когда увидела дом: небольшой, аккуратненький, обнесённый деревянным забором и засаженный огромным количеством картошки, в зарослях которой виднелись и шикарные верхушки лебеды. Девушка поёжилась, вспомнив, что в бабушкины планы входила совместная прополка данной фазенды, но сразу же забыла об этом, когда оказалась в доме. Внутри он оказался гораздо больше, чем виделся снаружи: две комнаты, кухня и столовая, расположенные вокруг одной большой печки.
Страница
1 из 25
1 из 25
