Такой же

Пахло пирогами и ещё душистыми полевыми цветами. Из распахнутого окна доносилось сумасшедшее щебетание птиц, разбавленное воплями купающихся людей на другом берегу реки. Речка была широкая, радостная, поблёскивающая за зарослями ольхи, скрывавшими её своими раскидистыми ветвями.

— А я уж и забыла, как тут всё, — с вздохом сказала Настя, наполовину высовываясь из окна и обследуя любопытным взглядом огород.

Здесь стояло пара теплиц и несколько грядок — остальное благодарно зарастало травой, малиной и шиповником. В нескольких местах торчали старые кривые яблони, а у забора высились гигантские берёзы и даже одна лиственница. Всё шуршало, жило и радовалось лету, передавая половину своей радости приехавшей девушке.

— А как же — не была здесь, поди, уже лет семь, а то и больше. Ну-ка садись за стол, я смотреть уже не могу — кожа да кости!— в приказном порядке заявила бабушка, накладывая ей в тарелку гигантскую порцию салата.

Настя весело улыбнулась: хорошо здесь было; хотя насчёт её фигуры бабушка переборщила, это, наверное, у всех бабушек бывает: накормить и откормить любимую внучку до состояния радостного розового поросёночка. На самом деле девушка не была настолько уж худой, даже немного полной, но это скрашивалось тем, что такая полнота словно дополняла её и без того очень красивую внешность, полную изящества и природной прелести. Она была невысокой, обладала «шикарными формами», как шутила над ней подруга, обделённая такими данными. У неё были ярко-зелёные глаза и огненно-красная шевелюра, имеющая обыкновение стоять дыбом, но никак не иначе.

— Ба, а мы пойдём сегодня купаться?— спросила Настя, сев за стол и приступив к еде.

Любимая бабушка села напротив и счастливыми глазами следила за тем, с какой скоростью с тарелки исчезает еда. Девушка не ела почти весь день, поэтому еда оказалась ещё одним очень приятным дополнением к полученному этим вечером позитиву.

— Пойдём-пойдём, — закивала бабушка. — Вот поешь, отдохнёшь немного и сходим. Ты помнишь, где тут пляж-то?

— Да. За ручьём, вроде, был, — закивала девушка, вспомнив из своего далёкого детства тот ручеёк, заросший осокой и усыпанный разноцветными камушками по всему дну.

— Верно. Значит, не всё ещё забыла?

— А тот дом ещё стоит?

— Какой дом?— удивилась старушка столь неожиданному вопросу.

— Ну, тот, огромный. С гигантской рябиной, заросший.

— Этот?— бабушка нахмурилась. — Да стоит, окаянный. Куда ему деться? Купили его вот недавно люди какие-то. Не знаю, зачем он им сдался: они редко туда приезжают. Хотя живёт там одна женщина, с сыном, вроде. Странные оба.

— Опять страшилки, ба?— фыркнула Настя. — Я уже выросла из этого возраста.

— Да нет, не страшилки, — покачала головой старушка. — Их вся улица не любит. Побаивается. Разные ведь слухи ходят…

— А-а-а, — протянула девушка, хватая с тарелки пирожок. — Понятно. А Вика приехала этим летом?

— Конечно. Уже месяц как здесь. Даже заходила один раз, про тебя всё спрашивала. Может быть, завтра наведается. Соскучилась тоже. Остальные не приехали.

— Жаль, — равнодушно сказала Настя, жуя пирожок.

Но хорошо то, что Вика приехала: будет с кем пообщаться. Лучшая подруга всё-таки! Пускай и давно это было, но ведь было же. И дружба, и куча приключений, и куча затрещин от бабушки за всякую ерунду, которую они успевали натворить за один только день. Даже в тот дом забирались, хотя дальше первого этажа не зашли…

— Настюш, зачем же ты покрасилась?— вернул её на землю бабушкин голос. — Тебе ведь и твой каштановый цвет хорошо был.

Девушка задумчиво накрутила на палец прядь непослушных волос: они отливали яркой медью, слишком красной, чтобы быть естественным цветом.

— Это мой натуральный, — нехотя сказала девушка, запивая пирожок квасом. — Можешь у мамы спросить — она подтвердит.

Бабушка недоверчиво покачала головой, глядя на этот огонь.

— Н-да, много воды утекло… — пробормотала она.

В окно постучали. Старушка посмотрела в сторону кухни, откуда доносился стук, и весело улыбнулась, заметив в окне улыбчатую растрёпанную голову.

— Ох, Вика! Ох, непоседа! Настя только приехала, а она уже тут как тут. Заходи, уж коли пришла!— крикнула она девчонке.

Та, осчастливленная, скрылась в сторону двери, и через пару секунд в сенях загрохотали шаги. Она никогда не была тихой девочкой, а походка её это только подтверждала, хотя в детстве Настю это нисколько не беспокоило.

Девушка возникла в столовой почти мгновенно, выскочив из двери, как чёрт из табакерки. Настя ещё успела подумать, что Вика нисколько не изменилась за все годы их разлуки: такая же тощая, белобрысая, загорелая и лохматая, как и несколько лет тому назад. Пожалуй, только лицо стало гораздо взрослее и покрылось несколькими прыщиками, ну, и девчачьи формы превратились в женственные округлости.