Незнамо Чо

Внутренности смешивались с кислотной рвотой туч. И в серо-красном месиве соединялись в потрясающий пейзаж. Идя своей дорогой, Он любил представлять, будто подобно Гуливеру, давит жалких лилипутов-москвищей, раскрашивая кровью их и мясом, невзрачные сюжеты хазарской столицы.

Проходя мимо Макдака, он не увидел разукрашенного, как доски мертвеца, кукольного цирка. Где марионетки играют свою грязную игру, распространяя нечистоты по чревам овощей. Элитный ресторан общепита был набит помятыми проститутками в нестираных одеждах. А зря, кислотные дожди, которые текут из ниоткуда в никуда, отмыли бы бывалых хрюзких шлюх. До белизны костей, сквозь плоть… линяла б кожа с оболочек гнойных дам. Которые себя любому продают. Капли веселья, словно гвозди бы вонзались в Россиян. Оркестр выпадающих зубов сменялся б хором воплей и агонии, не могущих спастись тупых овец. -«О, г-споди, спаси и»… то ли отсоси. Он не расслышал в будоражущих фантазию мечтах.

Дождя! Пол Рашки за дождя!

Насквозь промокший, помышляя о пожаре в хачларьке, чтобы согреться в огненных лучах резвящегося пламени, завернул Он за свой дом. Вдруг, в темноте, услышал буйный визг. Там двое кабанов томились над свиньёй. Четыре чёрных лапы разрывали бледную, истерзанную плоть. Свинья кричала о спасении, молила кабанов, увещевала о милиции, которая Роисю бережёт. Потрёпанные волосы, а может быть парик, барахтался и бился о бетонные стены загона. Таких свиней злой рок встречает миллионы. Нет суток, как нет дня — чтоб не погибла Расеянская свинья! А из окон мышиные глаза торчат, у стен есть уши, телефоны, интернет. Но все по стадному инстинкту взяли в рты кларнет. Молчат и всматриваются в тёмные углы домов — рабы своих иллюзий, хуле, их удел таков.

Казалось бы, какое Ему дело до сего? Пускай система скинет тушку на тушёнку. А тельавизор выблюет мышиному навозу на моргалы плёнку. Всё в чёрно-розовых тонах. Благополучие, стабильность лишь в умах. Ударом в дыхло пробивая кулаком, кабан из псиных гор падает в грязь. Харкая кровью, монобровый вор, компанию составил, приземлившись в соотечественника — мразь. Полунагая хрузкая свинья, лет двадцать восемь от роду ей было, «спасибо» вымолвить благоволила, на шею бросившись герою своему.

— «Вот, одень куртку, мокрая, но всё ж.» Простудишься и в яму упадёшь. *Он бы и рад помочь свинье упасть, но это ль есть насыщенности страсть?* «Пойдём со мной, ты как вообще, окей?»?» Ей на парик нагадил воробей.

«Сюзанна я.» — Представилась она.

«Еврейка что ли?» — Возмутился он сполна.

— «Да, я от туда. А вы что, антисемит?»

— «Да что вы, Сьюзан, я ведь тоже, как бы жид.»

Пришлось соврать для продолжения её судьбы. Ведь дуракам же факты не нужны. Повёл её в свою обитель. Убийца дамских душ, сердец губитель.

— «Ты будешь чай или покрепче что?»

— «Ой, да, спасибо, водки мне налей, а то»…

Нассал ей спирта в пыльный, как сапог, стакан. Разбавил клафелином, у Него свой план. Подобные моменты так редки в Его делах. Свинья, еврейка, хач сказал бы «вах»!

Запасы водки вылакала эта мышь. Настал покой, в квартире гладь да тишь. Похрюкивая, развалилась при ковре. Трусы дырявые почёсывая на пизде.

Включил Он Вагнера, под эмбиент метал. Уселся в кресло, очень уж устал. И мысли тяжкие врываются в глаза. На улицу явилася гроза. Раскаты грома — словно молот по стенам.

Так безподобен этот мощный гам! Осталось лишь под музыку уснуть. И в сон грядущий на тощак прильнуть.

Чуть не забыл, свинью нужно связать. Ведь не в свинарнике живём мы все же, блять. Верёвка крепкая, как брючная змея, обвилась о запястья.

На утро, Он проснулся ото сна. Снова убийства унтерменьшей выполнил сполна. Того ножом ударил под ребро. А этому порезал всё ебло. Свинья уж вся в слезах лежит. Во рту трусы, верёвка тушу сторожит.

Картина маслом, не Малевича квадрат. Жидовская свинья в неловкой позе смотрит в отражение на себя. Что будет дальше? Слышен слёзный писк. А за стеной послышался собачий визг.

Он подошёл к ней сзади. Сюзанна напряглась и опьянённым взглядом посмотрела в зеркало. Она уже была готова отдаться ему полностью. Даже представила дальнейший ход событий. Свинья вообразила себя медсестрой в годы войны. Будто спасает она жизни боевых товарищей. Кому-то раны замотать бинтами, ну а кому в окопе отсосать. Она зажмурилась, ведь пот со лба начал ей заливать глаза. Пыхтела и вздыхала всё быстрей. Вздымались груди на её ублюдочном еврейском чреве. Момент настал! Но всё пошло не так, как представляла эта тварь. Он потащил её в кладовку. Включился свет, ударил по глазам. Вся комната обклеена полиэтиленом. А к потолку привинчены цепи с крюками. Вдруг боль подкралась и по нервам разлилась по всему телу. Крюками Он проткнул ей спину и подвесил к потолку. Сюзанна ныла, корчилась в агонии. Не в силах что-то изменить. Так и повис кусок говна.