Добавить в моё избранное
87 мин, 40 сек 9714
Я была молода и неопытна, но съеденный человек, а может быть, его растворяющаяся душа, оставил в моей памяти некий след, знание, что делать дальше, и каким образом контактировать с людьми. В первую очередь, мне нужна была одежда. Их язык я уже немного начала понимать. Неплохо было бы обзавестись клетушкой в одной из коробок, это для них нормально — хотя до сих пор я предпочитаю спать где-нибудь на воле, на мягком мху или подёрнутой росой траве…
… С тех пор прошло много лет. Сейчас мой возраст, по человеческим меркам, должен составлять что-то около двадцати пяти, но я допускаю некоторые погрешности, ведь волчье время, проведённое в стае, шло для меня иначе, чем человеческое. Впрочем, мне и не нужно было точной цифры — достаточно было понять лишь приблизительно. С тех пор я съела очень многих, и каждый из них оставил что-то полезное в моей памяти и способностях, не затрагивая, впрочем, моей внутренней сущности. Было в них, конечно, много и вреда, и грязи, и поначалу я частенько жалела, что не осталась навсегда чистокровным волком, охотящимся в лесу на чистых по своей сути оленей; но в такие моменты я понимала, что выбора у меня не было, и я не смогла бы сейчас жить прежней, лесной жизнью, тем более, что в последнее время я стала по утрам спонтанно превращаться в человека, что делало неудобными долгие ночёвки в лесу. Со временем я научилась справляться с этой грязью, переваривая её так же легко, как поступавшее в меня мясо и кости; можно сказать, выработала к ней иммунитет. С тех пор возросла и моя сила: я съедала от троих до пятерых в ночь, почти не чувствуя сопротивления жертв, будто те были невесомыми пушинками, которые легко можно придавить к асфальту лапой. Основной задачей после таких дел оставалось добраться до своей квартиры или безлюдной части леса, не вырубившись по дороге. (Впрочем, однажды я всё же уснула на улице и попала в небольшую историю, из которой легко выпуталась следующей же ночью. Но об этом потом).
Чувствовала ли я одиночество? Не знаю. Вряд ли. Я давно забыла, что значит — быть вместе с кем-то. И даже если что-то подобное мелькало в моей душе, как отголосок прошлых лет, как ностальгия по тем временам, кода я ещё бегала в стае, очередная пойманная жертва заглушала их, давая мне чувство объединения если не с миром, то уж, по крайней мере, с одной из его частей. Я не знаю другого способа единения с живыми существами. До сих пор я не встретила никого, кто был бы полностью похож на меня. Однажды я, всё же, встретила одного оборотня — неопытного и пугливого, видимо, совсем недавно начавшего превращаться, и бывшего изначально по форме не волком, а человеком. Я решила его немного обучить, просто так, для развлечения, однозначно и окончательно дав ему понять, что ни в какие близкие контакты я вступать с ним не буду. Он согласился, попросив разрешения просто быть моим братом. Довольно долго мы бегали по лесу, особо ничем не занимаясь; он осваивал «искусство быть оборотнем», я вносила в свою устоявшуюся жизнь разнообразие. Я не знаю, что с ним произошло потом — возможно, он стал одержим тенями (такое иногда случается с новичками), возможно, ещё что-то — но он вдруг перестал наслаждаться свободой леса, а стал валить людей направо и налево, самым неаккуратным образом оставляя трупы прямо на улицах. Я пыталась его вразумить, сказав, что он оставляет слишком много улик, но тщетно — он продолжал заниматься ерундой, мотивируя это тем, что мстит людям за свою непохожесть на них. В принципе, я понимала, о чём он говорит; но я не разделяла его точки зрения на то, что можно убивать просто так, не для еды. Ему, в свою очередь, казалось страшным и невозможным своих жертв съедать — видимо, слишком сильно работали человеческие привязки.
В конце концов, мне это надоело. Ситуация в городе стала напряжённой, находить жертв стало намного сложнее, город перешёл чуть ли не на военное положение, и мне приходилось проявлять максимальную осторожность. Я пошла к нему в человеческом облике (вычислить, где он живёт, труда не составило), и, поднявшись в квартиру, увидела всего-навсего испуганного парня с совершенно человеческим страхом в глазах, только ещё более усиленным осознанием того, кто стоит перед ним, и что этот «кто-то» собирается сделать. Мне стало смешно, впрочем, своим видом я этого не показала, а лишь раскрыла ему навстречу свою, уже волчью, пасть, раскрыла во всю ширину, продемонстрировав огромные, сверкающие, чуть загнутые назад клыки и чёрное жерло глотки, чтобы перед смертью он всем нутром почувствовал, что ему предстоит. Не бойся, парень — немного боли, чуть-чуть обратных воспоминаний, и ты растворился во мне, и осколок твоей памяти привычно вошёл в моё нутро. Квартира осталась пуста, и я ушла, как уходила много, много раз прежде, не оставив даже кровавого пятна на полу…
II
В ту-то ночь я и попала в историю, неосторожно заснув посреди тротуара. Меня подобрала «доблестная» человеческая милиция и, милостиво прикрыв мешком из-под картошки, засунула в обезьянник вместе с какой-то женщиной до выяснения личности.
… С тех пор прошло много лет. Сейчас мой возраст, по человеческим меркам, должен составлять что-то около двадцати пяти, но я допускаю некоторые погрешности, ведь волчье время, проведённое в стае, шло для меня иначе, чем человеческое. Впрочем, мне и не нужно было точной цифры — достаточно было понять лишь приблизительно. С тех пор я съела очень многих, и каждый из них оставил что-то полезное в моей памяти и способностях, не затрагивая, впрочем, моей внутренней сущности. Было в них, конечно, много и вреда, и грязи, и поначалу я частенько жалела, что не осталась навсегда чистокровным волком, охотящимся в лесу на чистых по своей сути оленей; но в такие моменты я понимала, что выбора у меня не было, и я не смогла бы сейчас жить прежней, лесной жизнью, тем более, что в последнее время я стала по утрам спонтанно превращаться в человека, что делало неудобными долгие ночёвки в лесу. Со временем я научилась справляться с этой грязью, переваривая её так же легко, как поступавшее в меня мясо и кости; можно сказать, выработала к ней иммунитет. С тех пор возросла и моя сила: я съедала от троих до пятерых в ночь, почти не чувствуя сопротивления жертв, будто те были невесомыми пушинками, которые легко можно придавить к асфальту лапой. Основной задачей после таких дел оставалось добраться до своей квартиры или безлюдной части леса, не вырубившись по дороге. (Впрочем, однажды я всё же уснула на улице и попала в небольшую историю, из которой легко выпуталась следующей же ночью. Но об этом потом).
Чувствовала ли я одиночество? Не знаю. Вряд ли. Я давно забыла, что значит — быть вместе с кем-то. И даже если что-то подобное мелькало в моей душе, как отголосок прошлых лет, как ностальгия по тем временам, кода я ещё бегала в стае, очередная пойманная жертва заглушала их, давая мне чувство объединения если не с миром, то уж, по крайней мере, с одной из его частей. Я не знаю другого способа единения с живыми существами. До сих пор я не встретила никого, кто был бы полностью похож на меня. Однажды я, всё же, встретила одного оборотня — неопытного и пугливого, видимо, совсем недавно начавшего превращаться, и бывшего изначально по форме не волком, а человеком. Я решила его немного обучить, просто так, для развлечения, однозначно и окончательно дав ему понять, что ни в какие близкие контакты я вступать с ним не буду. Он согласился, попросив разрешения просто быть моим братом. Довольно долго мы бегали по лесу, особо ничем не занимаясь; он осваивал «искусство быть оборотнем», я вносила в свою устоявшуюся жизнь разнообразие. Я не знаю, что с ним произошло потом — возможно, он стал одержим тенями (такое иногда случается с новичками), возможно, ещё что-то — но он вдруг перестал наслаждаться свободой леса, а стал валить людей направо и налево, самым неаккуратным образом оставляя трупы прямо на улицах. Я пыталась его вразумить, сказав, что он оставляет слишком много улик, но тщетно — он продолжал заниматься ерундой, мотивируя это тем, что мстит людям за свою непохожесть на них. В принципе, я понимала, о чём он говорит; но я не разделяла его точки зрения на то, что можно убивать просто так, не для еды. Ему, в свою очередь, казалось страшным и невозможным своих жертв съедать — видимо, слишком сильно работали человеческие привязки.
В конце концов, мне это надоело. Ситуация в городе стала напряжённой, находить жертв стало намного сложнее, город перешёл чуть ли не на военное положение, и мне приходилось проявлять максимальную осторожность. Я пошла к нему в человеческом облике (вычислить, где он живёт, труда не составило), и, поднявшись в квартиру, увидела всего-навсего испуганного парня с совершенно человеческим страхом в глазах, только ещё более усиленным осознанием того, кто стоит перед ним, и что этот «кто-то» собирается сделать. Мне стало смешно, впрочем, своим видом я этого не показала, а лишь раскрыла ему навстречу свою, уже волчью, пасть, раскрыла во всю ширину, продемонстрировав огромные, сверкающие, чуть загнутые назад клыки и чёрное жерло глотки, чтобы перед смертью он всем нутром почувствовал, что ему предстоит. Не бойся, парень — немного боли, чуть-чуть обратных воспоминаний, и ты растворился во мне, и осколок твоей памяти привычно вошёл в моё нутро. Квартира осталась пуста, и я ушла, как уходила много, много раз прежде, не оставив даже кровавого пятна на полу…
II
В ту-то ночь я и попала в историю, неосторожно заснув посреди тротуара. Меня подобрала «доблестная» человеческая милиция и, милостиво прикрыв мешком из-под картошки, засунула в обезьянник вместе с какой-то женщиной до выяснения личности.
Страница
2 из 24
2 из 24
