Добавить в моё избранное
87 мин, 40 сек 9715
Стоит ли говорить, что с наступлением вечера я разломала решётку и вырезала почти всех обитателей участка, коих оказалось настолько много, что я даже не смогла всех сожрать. Домой я вернулась под утро, и сразу повалилась на пол.
Мне стоило отдохнуть и серьёзно подумать. С одной стороны, в скором времени я снова смогу спать спокойно — бардака больше нет, и когда всё уляжется, я снова смогу нормально охотиться, а люди всё так же потихоньку будут пропадать без вести. С другой стороны, поднятый тем парнем, да и случаем в участке, резонанс был настолько велик, что рассчитывать на спокойную жизнь вряд ли уже приходилось. И, лёжа на полу в полузабытьи, закинув руку за голову, глядя в окно на оранжево-золотистые огни в серой дымке и слушая далёкий гул заводов, я поняла, что обратной дороги у меня нет, и если уж наводить панику и треск напоследок, то наводить капитально.
Долго ли, коротко ли, я узнала, где местные рок-группы проводят открытый концерт на воздухе, и, переодевшись в этакую «гатышную прынцессу», в духе ждущей меня толпы, заявилась прямо на сцену, точным ударом в челюсть выкинув вокалиста очередной группы в массу зрителей. Попытавшуюся скрутить меня охрану постигла та же участь — даже в человеческом облике я сохраняла часть своей волчьей силы, ещё увеличившейся за счёт моих непонятных способностей. Заставив музыкантов играть, я нарычала что-то невнятное в микрофон (нужно было оставить максимально яркий отпечаток в сознании тех, кому посчастливилось бы уцелеть), для эффектности использовав боевой волчий рык — и, превратившись уже в прыжке, кинулась на зрителей. Я не знаю, скольких я убила тогда, не помню, скольких сожрала — одно могу сказать: когда я, вконец опьяневшая от крови, с высунутым от усталости языком и смутным пониманием того, что вместимость моего пятого-десятого измерения в очередной раз скачкообразно выросла, остановилась оглядеть площадь, передо мной предстало усеянное разорванными трупами и залитое кровью поле боя, не имевшее ничего общего с моими обычными местами преступлений, всегда максимально аккуратными и чистыми.
Бежать по дороге обратно было чрезвычайно трудно — меня дико шатало и заваливало на один бок, пространство расслаивалось на множество пространств, обведённых серебристым контуром, однозначно намекая мне, что нужно поспать, прямо здесь, прямо сейчас, и бесцеремонно заволакивая в мир сна, который вообще у меня не очень сильно отделен от мира бодрствования — судя по осколкам памяти жертв, далеко не так, как у людей. Но, собрав всю свою волю в кулак, я продолжала двигаться к дому, в час по чайной ложке, рывками, словно прилипая лапами к асфальту — первостепенной задачей было добраться до квартиры, надёжного убежища, скрывшего бы меня от людских глаз. Если бы они ещё раз подобрали меня спящей, прощения от них я бы не дождалась. Даже самый страшный оборотень, будь он хоть вдесятеро сильнее меня, во сне, хорошенько перед этим наевшись, будет беззащитен, как ребёнок.
Тогда-то я и встретила во второй раз своих собратьев — на сей раз это был уже не растерянный новичок, а большая и опытная стая, предводителем которой был матёрый зверь по прозвищу Мёртвый Волк. Не знаю, за что он получил его — может быть, его душа действительно была мертва, а может, обозвавший его так в детстве перечитал «Маугли» (справедливости ради надо заметить, что в этой детской книжке довольно точно описаны некоторые моменты жизни диких зверей). В разговоре с ним выяснилось множество любопытных вещей — от той, что он может быть моим потенциальным отцом, до той, что попадающие в меня души людей и прочих существ больше не уходят в загробные миры, как души умерших какой-либо иной смертью, а исчезают прямо здесь, на месте, оставляя лишь след в моих собственных умениях и знаниях, и кто знает, возрождаются ли когда-нибудь вообще… Верить во второе у меня было бы мало оснований, уж слишком это выходило за рамки правил мироздания, если бы я сама всю свою жизнь после превращения смутно не чувствовала в себе что-то подобное.
— Это странное свойство, — сказал Волк, — ни у меня, ни у моих братьев такого нет. Это даже не видовое. Это что-то сущностное, чем ты обладала ещё до рождения здесь. Могу только предположить, что ты отправлена на землю с какой-то задачей; может быть, ты — что-то вроде утилизатора, в который уходят те, кто больше не нужен миру.
— Сам ты «утилизатор», — поморщилась я, — звучит как «унитаз».
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он, — и ни в коем случае не сравнивал тебя с канализационной трубой. Просто бывают такие существа, которые уже самым своим присутствием и уничтожением своего окружения служат миру. Я слышал несколько таких легенд, но они очень древние; они повествовали о том, как на землю приходили подобные тебе, и ничем хорошим это, как правило, не заканчивалось, не только для отдельных городов, но и для целых стран и народов. Зато потом на старых костях вырастала новая трава, которую щипали молодые олени… Да и родственники наши, обычные волки, тоже, в некотором роде, санитары леса — правда, не такие радикальные.
Мне стоило отдохнуть и серьёзно подумать. С одной стороны, в скором времени я снова смогу спать спокойно — бардака больше нет, и когда всё уляжется, я снова смогу нормально охотиться, а люди всё так же потихоньку будут пропадать без вести. С другой стороны, поднятый тем парнем, да и случаем в участке, резонанс был настолько велик, что рассчитывать на спокойную жизнь вряд ли уже приходилось. И, лёжа на полу в полузабытьи, закинув руку за голову, глядя в окно на оранжево-золотистые огни в серой дымке и слушая далёкий гул заводов, я поняла, что обратной дороги у меня нет, и если уж наводить панику и треск напоследок, то наводить капитально.
Долго ли, коротко ли, я узнала, где местные рок-группы проводят открытый концерт на воздухе, и, переодевшись в этакую «гатышную прынцессу», в духе ждущей меня толпы, заявилась прямо на сцену, точным ударом в челюсть выкинув вокалиста очередной группы в массу зрителей. Попытавшуюся скрутить меня охрану постигла та же участь — даже в человеческом облике я сохраняла часть своей волчьей силы, ещё увеличившейся за счёт моих непонятных способностей. Заставив музыкантов играть, я нарычала что-то невнятное в микрофон (нужно было оставить максимально яркий отпечаток в сознании тех, кому посчастливилось бы уцелеть), для эффектности использовав боевой волчий рык — и, превратившись уже в прыжке, кинулась на зрителей. Я не знаю, скольких я убила тогда, не помню, скольких сожрала — одно могу сказать: когда я, вконец опьяневшая от крови, с высунутым от усталости языком и смутным пониманием того, что вместимость моего пятого-десятого измерения в очередной раз скачкообразно выросла, остановилась оглядеть площадь, передо мной предстало усеянное разорванными трупами и залитое кровью поле боя, не имевшее ничего общего с моими обычными местами преступлений, всегда максимально аккуратными и чистыми.
Бежать по дороге обратно было чрезвычайно трудно — меня дико шатало и заваливало на один бок, пространство расслаивалось на множество пространств, обведённых серебристым контуром, однозначно намекая мне, что нужно поспать, прямо здесь, прямо сейчас, и бесцеремонно заволакивая в мир сна, который вообще у меня не очень сильно отделен от мира бодрствования — судя по осколкам памяти жертв, далеко не так, как у людей. Но, собрав всю свою волю в кулак, я продолжала двигаться к дому, в час по чайной ложке, рывками, словно прилипая лапами к асфальту — первостепенной задачей было добраться до квартиры, надёжного убежища, скрывшего бы меня от людских глаз. Если бы они ещё раз подобрали меня спящей, прощения от них я бы не дождалась. Даже самый страшный оборотень, будь он хоть вдесятеро сильнее меня, во сне, хорошенько перед этим наевшись, будет беззащитен, как ребёнок.
Тогда-то я и встретила во второй раз своих собратьев — на сей раз это был уже не растерянный новичок, а большая и опытная стая, предводителем которой был матёрый зверь по прозвищу Мёртвый Волк. Не знаю, за что он получил его — может быть, его душа действительно была мертва, а может, обозвавший его так в детстве перечитал «Маугли» (справедливости ради надо заметить, что в этой детской книжке довольно точно описаны некоторые моменты жизни диких зверей). В разговоре с ним выяснилось множество любопытных вещей — от той, что он может быть моим потенциальным отцом, до той, что попадающие в меня души людей и прочих существ больше не уходят в загробные миры, как души умерших какой-либо иной смертью, а исчезают прямо здесь, на месте, оставляя лишь след в моих собственных умениях и знаниях, и кто знает, возрождаются ли когда-нибудь вообще… Верить во второе у меня было бы мало оснований, уж слишком это выходило за рамки правил мироздания, если бы я сама всю свою жизнь после превращения смутно не чувствовала в себе что-то подобное.
— Это странное свойство, — сказал Волк, — ни у меня, ни у моих братьев такого нет. Это даже не видовое. Это что-то сущностное, чем ты обладала ещё до рождения здесь. Могу только предположить, что ты отправлена на землю с какой-то задачей; может быть, ты — что-то вроде утилизатора, в который уходят те, кто больше не нужен миру.
— Сам ты «утилизатор», — поморщилась я, — звучит как «унитаз».
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он, — и ни в коем случае не сравнивал тебя с канализационной трубой. Просто бывают такие существа, которые уже самым своим присутствием и уничтожением своего окружения служат миру. Я слышал несколько таких легенд, но они очень древние; они повествовали о том, как на землю приходили подобные тебе, и ничем хорошим это, как правило, не заканчивалось, не только для отдельных городов, но и для целых стран и народов. Зато потом на старых костях вырастала новая трава, которую щипали молодые олени… Да и родственники наши, обычные волки, тоже, в некотором роде, санитары леса — правда, не такие радикальные.
Страница
3 из 24
3 из 24
