Старший дознаватель по особо важным делам военной прокуратуры Иркутского гарнизона — майор Георгий Константинович Епифанов спал и видел сон. Спал очень тревожно и чутко, ибо сон эти были про говно. Да-да, про самое настоящее дерьмо, и никоим образом не метафоричное и не метафизичное, а про самого настоящего, из плоти и крови, обмазанного дерьмом человека…
Добавить в моё избранное
79 мин, 56 сек 18883
От часа к часу его долгая дорога, подходившая понемногу к концу, становилась всё больше похожа на какой-то фиглярский пассаж в дешёвом варьете. Епифанова относительно недавно стали мучить кошмары. Начались они совсем недавно, но прогрессировали в его голове с жуткой скоростью. С того самого момента, как ему поручили расследовать дело о смерти трёх человек и пропаже четвёртого на гауптвахте в абсолютно забытой захолустной части обслуживания ВВС — в местечке Сергина, с того самого момента он потерял покой. Ему постоянно снился один и тот же сон. Он медленно шагал по длинному бетонному коридору с ядовито-зелёными стенами, в конце которого стабильно оказывался каменный мешок с решёткой. Из-за решётки на него начинал бросаться с диким визгом какой-то толстый, всклокоченный мужчина, по уши в говне! И вопил, вопил, вопил, высунув язык и выпучив глаза, кричал, как не кричат, наверное, даже утопающие в болоте люди:
— Братишка! Братишка! Ну не бросай меня, братишка! Ну вытащи меня! Братишка!
На этом моменте Епифанов обычно просыпался. Вот и сейчас, прикорнув на своей полке, он с дрожью в теле проснулся буквально через минуту, от всё того же, леденящего душу вопля. Но, что было самым страшным, даже открыв глаза, майор не перестал слышать этого отвратительного, набившего ему оскомину, слова:
— Братишка! Братишка! Как поспал, братишка?
Протерев глаза и надев на голову фуражку, Епифанов увидел перед собой пропитое, старческое, пахнущее перегаром, лицо проводника. Тот улыбался щербатым ртом, повторяя проклятую фразу, как заклинание.
— Братишка, как поспал?
— Да чего у тебя, иголку заело, блядь, патефон? — грубо ответил Епифанов, не на шутку перепугавшийся в первые секунды пробуждения.
Смутившись, проводник замолчал и добавил, уже более тихо и скромно:
— Тебе где выходить, братишка? Тайшет, десять минут стоим всего-то… — и сразу же поспешил ретироваться.
Потянувшись, майор глянул за окно. Шёл дождь, мелкий и холодный. Капли медленно, словно птичий помёт, сползали вниз по стеклу. Подхватив свой древний чемодан, обитый дешёвым дерматином, Георгий Константинович пошёл из купе в сторону выхода.
Выйдя из вагона, он закурил. Тряхнув пачку сигарет «Друг», он увидел, что в ней осталось всего две сигареты. С пачки преданно взирала голова немецкой овчарки. Точно такая же была в своё время и у него, у Епифанова. Здоровая была сука — знакомые за глаза её даже с лосем сравнивали. Только вот издохла она при очень странных обстоятельствах, вследствие чего майор военной прокуратуры держал траур уже второй год и к иным животным прикасаться брезговал.
— Хоть какой-то друг у меня остался. Даже два, — печально заключил Епифанов, повторно тряхнув пачку. — Крысу себе, что ли, завести, — добавил он уже более тихо.
— Сигарета — молчаливый друг, ну а что, тоже вполне себе ничего. Какой-никакой, а дружище, — послышалось у него за спиной.
Майор резко обернулся. Перед ним стоял низенький, сливообразный, мужичок в промокшей форме. Он выполнил воинское приветствие довольно необычным образом — прижав два пальца, указательный и средний — к виску.
— Здраститя, — широко улыбнувшись, проговорил он шершавым, словно звон полупустой бутылки, голосом. — Товавищ майор Евифанов? — продолжил он, брызжа слюной.
— Кто тебя так воинское приветствие-то выполнять научил, мудак? — злоба, почти утихшая в сердце майора после встречи с вонючим проводником, проснулась с новой силой и сейчас у него, внезапно даже для него самого, проснулось устойчивое желание этого мужичка ёбнуть.
Мужичок пугливо отшатнулся и покосился на приложенную к виску руку. Лишь через несколько секунд он выпрямил остальные три пальца, словно перед этим обдумывал — что же лучше: исправить свою ошибку или всё получить по шапке от сердитого майора.
— Вы товавищ майор? — спросил он вторично, гораздо тише и смиреннее. Огонёк из его глаз пропал.
Майор начинал закипать. Дождь всё усиливался и каждая капля, упавшая на фуражку Епифанова отзывалась глухим звоном в его голове. Да и форму попросту было жалко — под всё усиливающимся дождём она бы промокла в несколько минут.
— Нет, я генерал! — рявкнул Епифанов и решительно взял с место рысью, разыскивая служебный автомобиль, на котором, скорее всего, приехал встречать его этот недоразвитый.
— Какой генерал? — недоумённо спросило сливообраное создание.
— Фашистский! — огрызнулся майор и в подтверждение своих слов правой рукой дважды ударил себя по груди, кинув арийское приветствие. — Хайль Гитлер!
Окончательно сбитый с толку мужичок из последних сил пытался понять, что происходит, но, видимо, потерпев в этом деле фиаско, решил представиться:
— А я — Семён. Я вас встречать приехал. Моя машина там, — он махнул рукой в противоположную сторону.
Епифанов развернулся на каблуках и, усмехнувшись, пошёл вслед за Семёном.
— Братишка! Братишка! Ну не бросай меня, братишка! Ну вытащи меня! Братишка!
На этом моменте Епифанов обычно просыпался. Вот и сейчас, прикорнув на своей полке, он с дрожью в теле проснулся буквально через минуту, от всё того же, леденящего душу вопля. Но, что было самым страшным, даже открыв глаза, майор не перестал слышать этого отвратительного, набившего ему оскомину, слова:
— Братишка! Братишка! Как поспал, братишка?
Протерев глаза и надев на голову фуражку, Епифанов увидел перед собой пропитое, старческое, пахнущее перегаром, лицо проводника. Тот улыбался щербатым ртом, повторяя проклятую фразу, как заклинание.
— Братишка, как поспал?
— Да чего у тебя, иголку заело, блядь, патефон? — грубо ответил Епифанов, не на шутку перепугавшийся в первые секунды пробуждения.
Смутившись, проводник замолчал и добавил, уже более тихо и скромно:
— Тебе где выходить, братишка? Тайшет, десять минут стоим всего-то… — и сразу же поспешил ретироваться.
Потянувшись, майор глянул за окно. Шёл дождь, мелкий и холодный. Капли медленно, словно птичий помёт, сползали вниз по стеклу. Подхватив свой древний чемодан, обитый дешёвым дерматином, Георгий Константинович пошёл из купе в сторону выхода.
Выйдя из вагона, он закурил. Тряхнув пачку сигарет «Друг», он увидел, что в ней осталось всего две сигареты. С пачки преданно взирала голова немецкой овчарки. Точно такая же была в своё время и у него, у Епифанова. Здоровая была сука — знакомые за глаза её даже с лосем сравнивали. Только вот издохла она при очень странных обстоятельствах, вследствие чего майор военной прокуратуры держал траур уже второй год и к иным животным прикасаться брезговал.
— Хоть какой-то друг у меня остался. Даже два, — печально заключил Епифанов, повторно тряхнув пачку. — Крысу себе, что ли, завести, — добавил он уже более тихо.
— Сигарета — молчаливый друг, ну а что, тоже вполне себе ничего. Какой-никакой, а дружище, — послышалось у него за спиной.
Майор резко обернулся. Перед ним стоял низенький, сливообразный, мужичок в промокшей форме. Он выполнил воинское приветствие довольно необычным образом — прижав два пальца, указательный и средний — к виску.
— Здраститя, — широко улыбнувшись, проговорил он шершавым, словно звон полупустой бутылки, голосом. — Товавищ майор Евифанов? — продолжил он, брызжа слюной.
— Кто тебя так воинское приветствие-то выполнять научил, мудак? — злоба, почти утихшая в сердце майора после встречи с вонючим проводником, проснулась с новой силой и сейчас у него, внезапно даже для него самого, проснулось устойчивое желание этого мужичка ёбнуть.
Мужичок пугливо отшатнулся и покосился на приложенную к виску руку. Лишь через несколько секунд он выпрямил остальные три пальца, словно перед этим обдумывал — что же лучше: исправить свою ошибку или всё получить по шапке от сердитого майора.
— Вы товавищ майор? — спросил он вторично, гораздо тише и смиреннее. Огонёк из его глаз пропал.
Майор начинал закипать. Дождь всё усиливался и каждая капля, упавшая на фуражку Епифанова отзывалась глухим звоном в его голове. Да и форму попросту было жалко — под всё усиливающимся дождём она бы промокла в несколько минут.
— Нет, я генерал! — рявкнул Епифанов и решительно взял с место рысью, разыскивая служебный автомобиль, на котором, скорее всего, приехал встречать его этот недоразвитый.
— Какой генерал? — недоумённо спросило сливообраное создание.
— Фашистский! — огрызнулся майор и в подтверждение своих слов правой рукой дважды ударил себя по груди, кинув арийское приветствие. — Хайль Гитлер!
Окончательно сбитый с толку мужичок из последних сил пытался понять, что происходит, но, видимо, потерпев в этом деле фиаско, решил представиться:
— А я — Семён. Я вас встречать приехал. Моя машина там, — он махнул рукой в противоположную сторону.
Епифанов развернулся на каблуках и, усмехнувшись, пошёл вслед за Семёном.
Страница
1 из 25
1 из 25
