Тайна Зеленого слоника

Епифанов обернулся.

Кап.

Прямо перед собой он увидел следы голых ступней. Пыль в комнате была влажной и хорошо хранила отпечатки.

Кап.

Он поднял над собой почти догоревшие спички.

Кап.

Где-то тут же он приметил отдельные капли крови. Их мало. Похоже, он всё-таки его бил…

Кап.

Кап.

Кап.

Кап.

Кап.

Кап.

Вдруг одна из спичек с шипением погасла, и майор почувствовал на своих руках влагу. Приподняв ладонь выше, он почувствовал холод металлической трубы. Даже на ощупь чувствовалось, что труба неслабо протекала и именно она была источником шума.

— С-с-сука, — с горечью протянул Епифанов. — Блядь, Кочегарин… — продолжи он негромко, но сразу же после этого закричал, что было сил. — Кочегарин, блядь, сюда быстро!

В этот момент свет, словно сжалившись над страданиями Епифанова, зажёгся. Майор сперва закрылся от него рукой, но потом почувствовал, что свет неяркий и не бьёт по глазам. Его источником служила всего одна единственная лапочка у входа. Должно быть, это и было хвалёное кочегаринское резервное освещение. Но при этом свет имел какой-то бледно-фиолетовый оттенок, оттого к лампочке Епифанов приближаться не решился. Он ещё раз обернулся и, окинув стену взглядом, с трудом смог удержать крик в горле: стена светилась десятками, нет, сотнями надписей! И появились они лишь в свете проклятой лампочки… Это было одно и то же слово, криво выведенное не то пальцем, не то тонкой кисточкой — им была исписана вся стена: «… ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ, ХЛЕБ»…

— Чёрт… — только и вырвалось у шокированного майора из уст. Но тут же в голове у него пронеслась строка из учебника по криминалистике, который он читал на втором курсе юрфака:

«Многие вещества… плохо видимые при обычном освещении, например пятна клея, спермы, крови, кожного… а также тексты, написанные секретными чернилами… в результате освещения их светом ультрафиолетовых лучей становятся хорошо заметными»…

— Клея, спермы, крови, — повторил Епифанов. — Блядь… — вновь выругался он, коротко и смачно, словно сплюнул накопившуюся в его голове жижу мерзких мыслей.

Со стороны каптёрки послышался шум. Обрадовавшись, майор аккуратно, почти наощупь, зашагал навстречу звукам, надеясь, что это возвращается Кочегарин. Но чем ближе становился звук, тем яснее было, что это не капитанский голос.

«Зеленый слоник наш орке-е-е-естр пришёл, зелёный слоник наш трубу-у-у-у-у принёс»… — звучало со стороны каптёрки.

Спотыкнувшись, майор на секунду остановился и прислонился к влажной стене. Прямо перед ним, буквально в нескольких шагах, зиял мерцающий жиденьким светом вход в каптёрку. Медленно нащупав на кобуре кнопку, Епифанов расстегнул её и в руку ему легла холодная сталь рукояти штатного ПээМа. Но вынимать пистолет он не спешил — необходимо было сохранять самообладание. Обнажённый пистолет рано или поздно выстрелит, как то чёртово ружьё на стене в индийском анекдоте. Вытянув вперёд руку, майор начал аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, шагать в сторону каптёрки.

Зайдя в неё, он увидел, что свет в здание действительно вернулся.

«Когда-а-а ребя-а-а-та уходи-и-и-или, зелё-о-о-оный сло-о-оник на трубе игра-а-ал» — воздух продолжала сотрясать фальшивая, исполняемая дрожащим писклявым голосом, песенка. Но вблизи эхо от неё перестало тревожить Епифанова. Источник её находился где-то совсем рядом. Звук был приглушённым, словно певец пел, прикрыв рот подушкой… Стоп. Подушка.

Страх Епифанова как рукой сняло, и он рывком подошёл к старой софе в углу комнаты. Из-под днища её тянулся грязно-белый шнур. С яростным шипением майор пнул софу под дно носком сапога и сиденье распахнулось. Песня заиграла громче и яснее. Внутри, как в деревенском топчане, располагалась полость для хранения постельных принадлежностей. Сейчас в ней лежал старый советский магнитофон. Его катушки вращались.

«Игра-а-а-ал про то-о-о, как плохо в клетке жи-и-ить, как пло-о-охо есть прокля»…

Аккуратно присев над ним, Епифанов указательным пальцем выключил тумблер на нём.

— Вот так, — отчеканил он.

Пружинно поднявшись, он развернулся на каблуках, полный решимости найти проклятых шутников и в первую очередь Кочегарина. Но долго его поиски не продлились.

Прямо перед ним возник огромный орлиный нос капитана. Он улыбался, довольный произведённым эффектом. Первым желанием Епифанова было разбить эту ухмыляющуюся будку.