Добавить в моё избранное
79 мин, 56 сек 18895
Бутылка пустовала, но снаружи была покрыта какой-то мутной, почти запекшейся, серой жижей, из-за которой, собственно, и выскользнула из его рук. Ощупав стеклотару ещё раз, Епифанов растёр этот состав на пальцах и поднёс их к носу.
— Я не советовал бы вам этого делать, — проскрипел из дверного проёма Кочегарин.
— Это ещё почему? — обернулся майор.
— Да не хотелось бы об усопшем плохо… Как говорится, о мертвяках либо хорошо, либо ничего… Ну раз уж такое дело: перед случившимся капитан-то этот не на очень хорошем счету у командования был, когда всё всплыло, — медленно заговорил капитан, по всей видимости, пытаясь подобрать слова помягче.
— Что всплыло? Говорите по существу, — оборвал его Епифанов.
— Понимаете, капитан, говорят, голубым был…
— Каким таким голубым? — не поверил своим ушам майор.
— Ну пидором. При этом в сговоре с надзирателем. Тут он молодых, ну тех, кто позеленее и послабее… Ну тут, в общем, — он бессильно указал на софу. — Приходовал он их тут, в общем.
— Фу, блядь, фу-у нахуй! — с омерзением выдавил из себя Епифанов, нашаривая в кармане платок и вытирая пальцы. — Почему, блядь, вы мне докладываете об этом только сейчас?
— Да про капитана знали-то уже многие, мы считали, что и ваша контора в курсе. Я ещё удивился, что когда этот инцидент произошёл, никто бучу поднимать из-за проделок нашего капитана не стал. А он подводил косяки молодняка под гаупвахту, потом надзиратель их всячески тут прессовал, ну а ночью приходил сам капитан и… ну вы поняли. Когда кто-то всё-таки раскололся и стукнул начальнику части, хотели его офицеры уже того, ну — турнуть из части. Внутри, так сказать, разобраться, сор не выносить из избы. Тут ведь знаете — народ мирный так-то, у нас характер у всех спокойный… Но вот с такими не церемонимся, — посерьёзнев, объяснил Кочегарин.
— Хуй знает, что! — казалось, что весь монолог капитана мало заботил Епифанова, он продолжал оттирать платком свои и без того уже чистые руки. — Умывальник тут где-нибудь есть? — спросил он, не прекращая оттирать пальцы.
— Да есть. Пройдемте, — капитан поманил его за собой.
Двумя комнатами дальше в одном из закутков таился санузел, которым, на первый взгляд, не пользовались со времён Хрущёва. Через дверцу рядом с пыльной раковиной соседствовал ржавый унитаз, процентов на семьдесят уже, наверное, состоявший не из фаянса, а из каловых камней. Говно летало тут буквально в воздухе, и удивительно, почему оно не свисало с потолков сталактитами.
— Вот, — указал рукой Кочегарин. — Как я уже говорил, места у нас здесь спокойные, но с загадкой.
Энергично провернув кран на раковине, Епифанов дернул рукой и на кафельный пол что-то со звоном упало. Опустив взгляд, майор увидел внушительных размеров столовую вилку. Что удивило его с первой секунды знакомства с этим столовым прибором: это была не простая советская железка, которые сотнями штамповались заводами под Минском и Серпуховым. Это была покрытая живописной вязью с позолоченной чеканкой серебряная вилка, неизвестно каким образом перекочевавшая из какого-нибудь княжеского сервиза в сортир иркутской гауптвахты.
Вопросительно взглянув на капитана, Епифанов тихо засмеялся и повторил за ним:
— С загадкой? Какой ещё загадкой? — он с трёхочковой меткостью закинул вилку в унитаз, открыл кран и принялся бешено оттирать свои руки, готовый, казалось бы, драить их до костей.
— Видите ли, товарищ майор… Существует тут предание, что где-то этой местности… хотя не буду лукавить, вот буквально где-то у нас под носом, едва ли не под территорией нашей части Колчак спрятал золото.
Епифанов продолжал яростно тереть свои руки под тонкой струйкой воды.
— Около двадцати миллионов золотых рублей. Конечно, части тогда не существовало, а была только непроходимая тайга. Но именно здесь в двадцатом году сгинул отряд полковника Баскова, решившего обойти стороной Иркутск. Им нельзя было выступать в бой — слишком ценный груз они везли. А Сталин в тридцать шестом направил сюда экспедицию из ОГПУ, мол, нашли чтоб золото и в казну вернули, трудовому народу. Деньги-то ему ох, как нужны были. Так и чекисты пропали без вести. Но тогда во всём обвинили местных затворников. Тут скит неподалёку был, там монахи жили. Мол, они всех положили — из мести за взорванные храмы. Тогда как раз по священнослужителям начали проходиться. Ну и этих под шумок всех арестовали и расстреляли.
Кочегарин замолчал, ожидая реакции на свой зловещий рассказ, но майор продолжал с ледяным спокойствием умываться, полностью поглощённый только своими замаранными руками.
— Этой легенде о двадцати чекистах лет уже столько, что даже я вам наверняка не скажу, — бросил он небрежно. — Мне столько об этом рассказывали, и кто говорит, что их при Ленине послали, кто говорит — что при Сталине, кто-то говорит, что двадцать лимонов искали, кто-то говорит, что все пятьдесят.
— Я не советовал бы вам этого делать, — проскрипел из дверного проёма Кочегарин.
— Это ещё почему? — обернулся майор.
— Да не хотелось бы об усопшем плохо… Как говорится, о мертвяках либо хорошо, либо ничего… Ну раз уж такое дело: перед случившимся капитан-то этот не на очень хорошем счету у командования был, когда всё всплыло, — медленно заговорил капитан, по всей видимости, пытаясь подобрать слова помягче.
— Что всплыло? Говорите по существу, — оборвал его Епифанов.
— Понимаете, капитан, говорят, голубым был…
— Каким таким голубым? — не поверил своим ушам майор.
— Ну пидором. При этом в сговоре с надзирателем. Тут он молодых, ну тех, кто позеленее и послабее… Ну тут, в общем, — он бессильно указал на софу. — Приходовал он их тут, в общем.
— Фу, блядь, фу-у нахуй! — с омерзением выдавил из себя Епифанов, нашаривая в кармане платок и вытирая пальцы. — Почему, блядь, вы мне докладываете об этом только сейчас?
— Да про капитана знали-то уже многие, мы считали, что и ваша контора в курсе. Я ещё удивился, что когда этот инцидент произошёл, никто бучу поднимать из-за проделок нашего капитана не стал. А он подводил косяки молодняка под гаупвахту, потом надзиратель их всячески тут прессовал, ну а ночью приходил сам капитан и… ну вы поняли. Когда кто-то всё-таки раскололся и стукнул начальнику части, хотели его офицеры уже того, ну — турнуть из части. Внутри, так сказать, разобраться, сор не выносить из избы. Тут ведь знаете — народ мирный так-то, у нас характер у всех спокойный… Но вот с такими не церемонимся, — посерьёзнев, объяснил Кочегарин.
— Хуй знает, что! — казалось, что весь монолог капитана мало заботил Епифанова, он продолжал оттирать платком свои и без того уже чистые руки. — Умывальник тут где-нибудь есть? — спросил он, не прекращая оттирать пальцы.
— Да есть. Пройдемте, — капитан поманил его за собой.
Двумя комнатами дальше в одном из закутков таился санузел, которым, на первый взгляд, не пользовались со времён Хрущёва. Через дверцу рядом с пыльной раковиной соседствовал ржавый унитаз, процентов на семьдесят уже, наверное, состоявший не из фаянса, а из каловых камней. Говно летало тут буквально в воздухе, и удивительно, почему оно не свисало с потолков сталактитами.
— Вот, — указал рукой Кочегарин. — Как я уже говорил, места у нас здесь спокойные, но с загадкой.
Энергично провернув кран на раковине, Епифанов дернул рукой и на кафельный пол что-то со звоном упало. Опустив взгляд, майор увидел внушительных размеров столовую вилку. Что удивило его с первой секунды знакомства с этим столовым прибором: это была не простая советская железка, которые сотнями штамповались заводами под Минском и Серпуховым. Это была покрытая живописной вязью с позолоченной чеканкой серебряная вилка, неизвестно каким образом перекочевавшая из какого-нибудь княжеского сервиза в сортир иркутской гауптвахты.
Вопросительно взглянув на капитана, Епифанов тихо засмеялся и повторил за ним:
— С загадкой? Какой ещё загадкой? — он с трёхочковой меткостью закинул вилку в унитаз, открыл кран и принялся бешено оттирать свои руки, готовый, казалось бы, драить их до костей.
— Видите ли, товарищ майор… Существует тут предание, что где-то этой местности… хотя не буду лукавить, вот буквально где-то у нас под носом, едва ли не под территорией нашей части Колчак спрятал золото.
Епифанов продолжал яростно тереть свои руки под тонкой струйкой воды.
— Около двадцати миллионов золотых рублей. Конечно, части тогда не существовало, а была только непроходимая тайга. Но именно здесь в двадцатом году сгинул отряд полковника Баскова, решившего обойти стороной Иркутск. Им нельзя было выступать в бой — слишком ценный груз они везли. А Сталин в тридцать шестом направил сюда экспедицию из ОГПУ, мол, нашли чтоб золото и в казну вернули, трудовому народу. Деньги-то ему ох, как нужны были. Так и чекисты пропали без вести. Но тогда во всём обвинили местных затворников. Тут скит неподалёку был, там монахи жили. Мол, они всех положили — из мести за взорванные храмы. Тогда как раз по священнослужителям начали проходиться. Ну и этих под шумок всех арестовали и расстреляли.
Кочегарин замолчал, ожидая реакции на свой зловещий рассказ, но майор продолжал с ледяным спокойствием умываться, полностью поглощённый только своими замаранными руками.
— Этой легенде о двадцати чекистах лет уже столько, что даже я вам наверняка не скажу, — бросил он небрежно. — Мне столько об этом рассказывали, и кто говорит, что их при Ленине послали, кто говорит — что при Сталине, кто-то говорит, что двадцать лимонов искали, кто-то говорит, что все пятьдесят.
Страница
12 из 25
12 из 25
