Слёзы Господа

Его сон потревожил пронзительный вой.

Песнь кротов…

Чем-то она похожа на рев воздушной тревоги. Но даже птеродактили, эти безжалостные хозяева неба, спешат убраться подальше, услыхав кротовьи вопли.

Вик вспомнил о кротовой норе у забора. Не так далеко от убежища, но все же в черте условно-безопасного расстояния. Обычно кроты не отходят от своих нор дальше, чем на дюжину метров. Так писал скиталец по имени Дрок. Правда, еще он писал, как видел крота, живьем поедавшего молодую темнокожую женщину. Днем! И никаких нор в радиусе километра. Дрок предположил, что такие вещи случаются, если «эта сученая мразь блядски голодна».

Если выбирать между ужасной смертью погребенного заживо и зловещим прикосновениям к телу сотен щупальцев крота, то Вик выбрал бы первое. Он уже давно привык, поджав коленки, трястись ночью от страха, когда кроты затягивали свою песнь. Но никогда еще этот страх не был таким острым, таким ощутимым и таким мучительным, как сейчас.

Красноватая моча двухголовых уродов остыла, хоть и продолжала смердеть чем-то химическим. Вик по-прежнему ощущал во рту ее солоновато-горький привкус. Лен лежал рядом. Не шевелясь. Едва заметно дыша. Левое глазное стекло его противогаза заросло паутиной трещин. Вряд ли Лену довелось попробовать мочу на вкус — противогаз защитил его. Может быть, он защитил его и от щиплющего глаза запаха. Но вряд ли это что-то меняло.

ПЕРОЧИННЫЙ НОЖ!

О да, искра надежды вспыхнула в душе Вика, ведь в нагрудном кармане у него по-прежнему лежал перочинный нож карлика-неудачника! Вспыхнула, чтобы погаснуть… Мутанты не пожалели бечевки — руки и ноги были заведены за спину и привязаны друг к другу. Причем таким замысловатым узлом, что каждый раз, когда Вик пытался высвободиться, тонкие, но крепкие веревки, многократно опоясывавшие запястья и голени, лишь крепче впивались. Боль? Ха! После дождя из кровавой мочи мутантов о боли как-то смешно думать…

Спасение есть. Вот оно, в нагрудном кармане. Протяни только руку…

Руку, мать твою! Пальцы которой уже побелели от веревок.

— Чтоб вы все сдохли! — вырвалось из легких Вика.

— И я? — промычал сквозь фильтрующую коробку Лен.

— И ты! — брызнул слюной Вик.

— Ну да, и я… — вздохнул Лен. — И ты тоже, дружище.

— И я, мать твою в трещину!

— Вот и бесславный наш конец настал, — продолжал Лен.

— Настал, чтоб ты сдох раньше меня, Лен, настал еще как.

— Хоть на сытый желудок подыхаем, уже радость, — эти слова уж слишком пафосно прозвучали из противогаза Лена.

— Дебил тупой! — взорвался Вик. — Твои кишки сейчас, может, и набиты тушенкой карлика, но сдохнешь ты от чего? От скуки? Ах-ха-ха-ах! Мы с тобой будем умирать от голода! Мучительно и долго. И в свои последние дни я буду видеть твою наглую противогазную харю! Это ужасно!

— Да, про это я как-то и не подумал… — Если бы у Лена были свободны руки, то он, без сомнения, почесал бы свою предположительно лысую макушку.

Вик ничего не ответил — злость захлестнула его с головой, парализовав речевой аппарат. Такое бывает…

— Значит, у нас будет полно времени пообщаться, — заключил Лен. — Знаешь, мы уже так долго знаем друг друга, а толком ничего о друг друге и не знаем. Мы почти не разговаривали… Ну, ты понимаешь, я имею в виду разговоры о личном… В плане… Ну, ты знаешь… Наверное… Эх… Бред какой-то получается. Я хочу только сказать… Ты ведь даже не знаешь моей тайны. Я ведь…

— Ох е-мое! Какой же я кретин!