Огарок свечи для грешников

Прямо от последней ступени веранды начиналась идеально ровная, будто проглаженная утюгом, асфальтовая дорожка, по краям которой росли раскидистые клены. Через каждые два метра друг от друга стояли ровные резные скамеечки, выкрашенные в черный цвет, а рядом с ними на одной ноге со скрипом покачивались фонари с огарками толстых оплывших свечей внутри подсвечника, закрытого от ветра со всех сторон закаленным стеклом. Всё было подобрано очень аккуратно и со вкусом. В голове Весты промелькнула мысль о том, что если бы у неё была дача, то она оформила бы аллею именно так, как здесь.

На то, чтобы оглядеть всё это великолепие, ей хватило секунды.

— Твою мать, — без эмоций выругалась она и плавно отпустила ржавую дверную ручку, в надежде, что всё это ей только привиделось.

Уткнувшись лицом в идеально выточенную массивную дверь из дуба, покрытую несколькими слоями лака, она осознала, что начинает сходить с ума. Мгновение назад эта гниль висела на одной петле и находилась здесь только для вида.

Не понимая, что происходит, Веста снова потянула дверь на себя и выглянула на веранду. Аллея ожила. Теперь на каждой лавочке сидели люди в белых халатах и синих пижамах. Они смеялись, общались, либо просто прогуливались в одиночестве. Сразу же в глаза ей бросились два персонажа: рыжеволосая растрепанная девушка, которая вскинула руки к небу и замерла в этой позе, закрыв глаза, и абсолютно лысый молодой человек, который бубнил себе что-то под нос и бился головой о балку веранды с периодичностью около одного раза в несколько секунд. Ошарашенная Веста медленно заглянула за пределы веранды и удивленно отметила про себя, что для смягчения удара балка была оклеена поролоном.

— Твою мать, — снова выругалась она абсолютно без эмоций.

— Твою мать, твою мать, твою мать… — подхватил парень, не переставая биться головой о мягкую балку.

— Три на три будет десять, — произнесла Веста почти ему в ухо первое, что пришло ей в голову и в ужасе отшатнулась.

Произошло то, чего она ожидала меньше всего. Молодой человек пронзительно завизжал и плашмя рухнул на землю, изогнувшись в судорогах. Ему свело пальцы на руках, и они изогнулись настолько неестественно, что, казалось, они все переломаны. Свернувшись в позу зародыша, он выл на одной ноте и потрясал кистями обеих рук с вывернутыми пальцами. Звук его голоса проник Весте прямиком в мозг, заставив сморщиться от отвращения к этому убогому существу.

Чьи-то костлявые пальцы впились ей в плечо и резко развернули к себе лицом:

— Любушка, если ты не перестанешь себя так вести, мне снова придется запереть тебя в одноместной палате, — произнесла ей в лицо грациозная, словно лисичка, медсестра.

Таких Веста привыкла отправлять в нокаут парой фраз. В момент плохого настроения — хватало одной. Сейчас у неё было очень. Очень. Очень плохое настроение.

Она вдохнула в легкие побольше воздуха, чтобы высказать всё то, что кипятилось в ней всё это время, пока она находилась на грани.

— Что ты ему сказала? — вежливо спросил усатый дедушка-психиатр, как гласил бейдж, прикрепленный к кармашку с левой стороны на белоснежном и безукоризненно отутюженном халате.

Веста обернулась и обомлела. Воздух моментально вышел из легких, словно из сдувшегося шарика. Доктор был точной копией Санты из детских американских фильмов и книжек, которые в детстве так сильно нравились ей.

— Любушка, почему ты молчишь? Я ведь задал тебе вопрос, — мягко напомнил он.

Веста, словно под гипнозом, наклонилась к бьющемуся в конвульсиях психу и прошептала: «Три на три будет девять».

На её глазах свершилось чудо. Молодой человек моментально успокоился, погладил сам себя шершавой ладонью по бритому затылку и вернулся к своему прежнему занятию: продолжил биться головой об обитую поролоном балку, проговаривая себе под нос таблицу умножения. У возвышенной Весты этот ненормальный вызывал приступ тошноты, которая сокрушительной волной приближалась прямиком к горлу.

Она потянулась за планшетом, чтобы набрать Криса и спросить у него, что за затянувшаяся шутка и когда она закончится. Но остановила взгляд на своей руке. Её чудесные ноготки с безукоризненным френчем и стразами на безымянных пальцах теперь сверкали короткими обгрызенными обрубками. Веста впервые почувствовала приступ омерзения к самой себе и с ужасом сжала несколько раз ладошку в кулачок, чтобы прогнать страшное видение. Но оно не уходило. Ногти были всё такими же убогими, какими не были даже в детстве.

— Любушка, тебе снова хочется кого-то ударить? — ласково спросил двойник Санты, легонько приобняв девушку за плечи.

— Почему вы называете меня этим дурацким именем? Что происходит? — спросила Веста слегка повышая тон.

— Ты снова потерялась во времени, дорогая? Пойдем на скамеечку и всё обсудим.