Налара

— Да, — наконец произнесла старуха, — всё верно. Закончи всё через два часа, прийдёт Бэйджи и попробует сделать что-нибудь с твоим лицом и волосами. И приготовь вафли на десерт.

— Я хотела ягодный мусс — это же лесной ужин.

— Ладно, — Этейла усмехнулась, — раз ты так хорошо себя ведёшь, пусть будет ягодный мусс.

Кам представила себе пышную сладкую пену из черники, с красной россыпью клюквы и вишен. Мусс в высоких бокалах, украшеный грушевыми листьями. Иногда ей нравилось представлять какие-нибудь невообразимые сласти — ела она их редко, но порой мысли о них улучшали настроение. Мятный ирис, густой горячий шоколад — всё что тает на языке и остаётся долгим послевкусием. Но сейчас мысли были блёклыми, как стены кухни, течение в её душе стало совсем медленным, а стены — ещё серее, чем раньше.

— И ещё кое-что…

Нет, нет, нет, уходи, мне было так хорошо, пока ты не появилась!

— … Моррисен Алрайк не останется в этом доме на ночь, я думаю. Если всё пройдёт удачно, он заберёт тебя сегодня.

— Угу.

— Не думаю, что следует советовать тебе это, но… лучше пей побольше вовремя ужина. И можешь взять в моей комнате заживляющую мазь и ещё что-нибудь.

— Он собирается бичевать меня, что ли?… — Кам, не глядя, высыпала в суп какой-то мелко наструганный белый корень.

— Не имею понятия, что он собирается с тобой делать, — сказала Этэйла тихо, — но он человек Ригэро, и тебе лучше воспользоваться моим советом. Я оставляю ключ на столе.

Металл коротко звякнул о камень, затем дверь со щелчком закрылась — Этейла ушла. Кам очень захотелось сесть на пол и заплакать. Человек Ригэро. Наверняка это не человек, а очень богатая крыса, он хочет утопить её, или отрезать пальцы на ногах, или сожрать. Но ничего такого не будет, — она глубоко вдохнула, проглотила застрявший в горле ком едкого дыма, разъедавшего глаза и подгонявшего слёзы, затем попробовала похлёбку, обожглась и выругалась, — есть только один способ сделать его ещё чернее.

— Ну и зачем же ты сделала это? — Бэйджи тянула её голову за волосы влево и вправо, взбивала их и приглаживала вновь. — У тебя были такие красивые волосы, а с этим мне что теперь прикажешь делать? Моррисен Алрайк приедет за девочкой с длинными волосами, золотистыми, как яблочный мёд, как мы заставим его поверить, что это действительно ты?

Бейджи не была подругой Этейлы, в Ниоде, где каждый человек был связан со всеми остальными хотя бы дюжиной приветствий, у неё не было друзей. Зато у неё был огромный дом, слуги, образование и Сопровождение. Если она и принадлежала одной из Семей, то предпочитала держать это в тайне, а тот факт, что живёт в городе, посвящённом когда-то Гро, попросту игнорировала, называя традиции Ниода провинциальными предрассудками. Она утверждала, что жила когда-то недалеко от Рэйгра, но потом дела у неё пошли «не блестяще», и ей пришлось перебраться в Ниод. В последние несколько лет всё стало, наверное, ещё хуже, потому что из шести праздно обитавших в доме Бэйджи молодых людей осталось двое самых угрюмых, а слуги Бэйджи занимались тем, что шили на заказ немыслимо дорогие платья по её эскизам — их хозяйка утверждала, что занимается этим только чтобы не умереть от скуки. Одно из этих платьев в бордовом расшитом чехле она принесла сегодня с собой, с порога объявив, что если утром Этейла за него не заплатит, то прийдётся ей достать из ворот «ту красивую синюю стекляшку».

— Я думаю, так гораздо лучше. — последний час прошёл как в тумане, и каждую секунду, перед тем, как произнести каждое новое слово, Кам говорила себе: «Я не смогу больше притворяться». Она смотрела на своё отражение в высоком зеркале, отполированном до блеска — для приготовлений Этейла отдала свою комнаты, и не видела — из-за застывших, как лёд на воде, слёз, всё было мутно, — такие волосы — признак того, что я принадлежу своей Семье, как никто другой.

— Ммм, что ты хочешь сказать?

Кам хотелось плакать не от ужаса, ставшего уже привычным и муторным. Ей хотелось плакать из-за Мирроу.

— Это долго объяснять, — такой тупой курице, как ты, — в общем, это как порода у собаки.

— О, — фыркнула Бейджи, — можно подумать, ты что-то в этом понимаешь.

Кам понимала, что если она продолжит думать о нём, эти воспоминания будут преследовать её ещё долго-долго, особенно если всё станет совсем плохо и это будет последнее хорошее событие в её жизни, которое она умудрилась сломать и безнадёжно испортить. Сидя в каком-нибудь тёмном подвале, глядя на свои руки с вырванными ногтями, она будет вспоминать, как Мирроу пробрался в их сад и стоял под окном, следил за ней, а она делала вид, что его не замечает, пока он не начал нетерпеливо стучать по стеклу. Она вышла к нему, закрыв за собой дверь поплотнее, и Мирроу сказал: «Тои говорил, ты не хочешь меня видеть», и взгляд у него был угрюмый и тёмный.