Заглавие

— Ну тикают ну! Чего такого то?? — с трудом скрывая свое раздражение, ответил я.

— Неужели ты не понимаешь?! Какой же ты у меня твердолобый! — она повисла у меня на шее буквально на мгновение, затем отпрянув, вновь прислонила часы к уху. — Ты не понимаешь, садовая твоя голова! Они тикают! Если бы каждый к своему уху прислонял бы их хотя бы на минутку… Представляешь? Нет? А чем ты наполнил услышанные секунды??

— Тобой.

Тик-так… тик-так… Мне ничего не оставалось в эти моменты, кроме как жить пустыми воспоминаниями. Именно пустыми.

Секундная стрелка размеренно завершала очередной круг, сокращая мое пребывание в этом мире. Наконец-то.

Необходимым стало наполнять строки чем-то осмысленным, живым… Каждая буква, словно части живого тела, будто бы молекулы или… хотя, впрочем, это и неважно вовсе. Все — неважно. Слишком много воспоминаний. От них не избавиться. По долгу сижу перед столом замерев, занеся руку с ручкой, над тетрадью. Пытаюсь все переписать, но у меня ничего не выходит. Тогда я засыпаю, но прежде положив ручку на раскрытую тетрадь, чтобы проснувшись, сразу же приступить к делу. Хотя, порою, та лежит так и не тронутая, целый день и каждый раз, проходя мимо нее, я словно ощущаю ее недовольный взгляд. Свербит.

Эх.

— Ну чего ты вздыхаешь? — спросила Алла, гладя меня по голове.

— Может и не было нас вовсе, м? — спросил я, пристально посмотрев на нее. Она нависла надо мной, слегка улыбнулась и продолжила гладить мои волосы. Я лежал, закинув ноги на спинку дивана, положил голову ей на колени. Затылком я чувствовал тепло ее ног. За окном шел ленивый дождь. Редкий порыв ветра прилепил к окну пожелтевший кленовый лист. В моей комнате сразу стало темно. Лист закрыл большую часть окна. Я нахмурился.

— В следующий раз выдумай окошки побольше. Ну или деревья поменьше, — она протянула руку и та, словно по волшебству вытянулась до самого окна. Ее тонкие пальцы коснулись окна, пройдя сквозь стекло, от чего по тому пошла рябь, словно это была вода. Ее пальцы ловко ухватили стебелек листка, и она втянула его во внутрь. Поднеся лист к лицу, Алла принялась внимательно изучать его. Ее рука вновь обрела нормальные размеры, чему я и обрадовался, хоть и продолжал сохранять задумчивое выражение лица.

— Да прекрати ты хмуриться! Смотри, вон какой листочек прикольный! — через мгновенье листок уже кружил над нашими головами наполняя пространство вокруг нас запахом леса и мокрых листьев. Мое лицо ласкал приятный ветерок и редкие капли дождя падали на закрытые глаза.

Я улыбнулся и в блаженстве завертел головой желая раствориться в ее ногах.

— А знаешь, пожалуй, я оставлю все так, как есть.

— А листочки все же убавь.

— Ладно.

Дождь прекратился. А я так и остался лежать на полу, подложив под голову подушку кинув на нее вместо наволочки ее джинсы. Время от времени я брызгал на себя воду из графина и улыбался.

— Как ты думаешь, на долго ли нас хватит? — мы сидели на подоконнике и оба провожали взглядом падающий снег. — М? Аннушка уже разлила масло! Ахахах! Прекрати!

— Смейся, прошу… — вновь взмолился я, но ее дух Вороны уже упорхал, скрывшись за стеной густо-падающего снега.

Прислонившись лбом к холодному стеклу, я написал ее имя на запотевшем, от моего дрожащего дыхания, стекле.

— А когда ты понял, что это конец?

— Я не знаю…, наверное, это произошло, когда… хм. А мне обязательно говорить об этом? Знаете, я нарисовал ее обнаженное изображение на стене в нашей спальне. У меня еще оставались кое-какие ее платья. И я надевал их на ее портрет. Нет. Мне совершенно не показалось это странным. А что мне еще оставалось делать?!

Все так боятся смерти, хоть и ни разу ее не видели.

Хотя, раза вполне достаточно.

И что же?! Что же?! Теперь то уж какая разница…

Нам ничего не оставалось больше делать. Мы выбрали Смерть, как самый легкий путь. Каждый из нас прекрасно понимал, каким боком выйдет эта затея. Я никак не мог понять, почему она улыбалась даже тогда, когда я встал на табурет. Просто улыбалась. Ее пустые глазницы издевательски смотрели на меня. Она словно сомневалась. Думала, что я не сделаю этого. Но я сделал. Решив было, что тогда она переменит выражение своего лица. Но я ошибался.

В глазах уже помутнело. Мои руки инстинктивно вцепились в впившуюся в шею веревку. Пальцы, лишаясь ногтей, лихорадочно пытались высвободить задыхающееся горло. Мое дергающееся тело развернуло в ее сторону и сквозь слезы мне удалось разглядеть ее лицо: она продолжала улыбаться. Кажется, теперь она ликовала.

29.01.17

— Какого это остаться одному?

— А я не одинок. Со мной мои Духи. Порой, они являются мне во снах. Проснувшись, я благодарю их за то, что они меня не забывают. Этот мир нематериален. Его вообще уже не существует.