Я вижу тебя

— Папа пощупал мой лоб, — Да вроде холодный. Ладно, давай доедай, и будем расстилаться. Раньше, как я уже и говорила, мы с папой ночевали и на холодной земле, и на руинах разрушенных зданий. А сейчас мы лежали на теплом деревянном паркете, но меня трясло. Мне было очень страшно, даже не страшно, а как-то жутко. Вроде бы, что может быть страшного в семье из мужа с женой и их детей — двух молодых девушек, мальчика и маленькой девочки? Они не сделали мне ничего плохого. Но мне было страшно. Меня всю лихорадило… Наконец, видимо совсем обессилев, я уснула…

Передо мной на кровати лежит женщина. На вид ей лет сорок, не больше, но она очень измождена, вероятно какой-нибудь тяжелой болезнью. У нее длинные до пояса каштановые волосы, которые она распустила, видимо готовясь ко сну, и одета она в длинную белоснежную ночную рубашку.

— Лиза, доченька, — Говорит она, ласково глядя на меня своими пронзительными и очень красивыми темно-карими глазами, — Пойми меня, пожалуйста, ты одна моя надежда. Меня скоро не станет…

— Мама, не говори такое! — Бросаюсь я к ней и становлюсь перед ее постелью на колени, — Нина скоро ребеночка родит, да ты еще и до правнуков доживешь!

— Нет, милая, не доживу. Жалко… Андрюша… Андрюша… Ниночка, дочка, голубка моя… И не попрощаюсь даже… Лизонька… Андрюша все в Москве и Москве, с больными… Прошу тебя, не откажи мне… Не бросай, никогда не бросай Николеньку и Верочку, солнышек моих, — Женщина рыдала, — Я так боюсь оставлять их… Лиза… Не оставляй их… И возьми это… — Она протягивает мне небольшой блокнот, — Спрячь как можно лучше…

— Да, мамочка, — Я целую ее руки и заливаюсь слезами. В сердце словно появляется комок, который теперь ничем не размягчить. Я смотрю в широко раскрытые глаза и внезапно я понимаю, что она умерла… Что ее больше нет… Мама… Я начинаю судорожно рыдать и просыпаюсь. Мое лицо залито слезами…

На улице уже светло, но папа еще спит. По паркету бегают причудливые лучики. Я пытаюсь посильнее укутаться в одеяло, но спать мне больше не хочется.

Я достаю из сумки футляр с флейтой и, стараясь не шуметь, иду на второй этаж. Лестница скрипит, но доски еще довольно крепкие, поэтому я не боюсь.

Для своих занятий я выбираю маленькую и темную комнатку служанки и достаю флейту из футляра. Я подношу ее к губам и начинаю играть одну из моих знакомых пьес. Я, конечно, еще плохо играю, но эта простенькая песенка получается у меня вполне неплохо. Я играла ее, не задумываясь о нотах, поэтому в мою голову лезли другие мысли… Ольга Александровна… Она… Умерла? Отчего же она умерла? Что случилось? Эти мысли не давали мне покоя? Значит, когда Ольга Александровна умерла, Николенька и Верочка были еще маленькими? О Боже… Мама…

Мои мысли отвлек странный звук. Я играла все тише и тише, чтобы лучше слышать этот звук, но и не спугнуть его. Наконец, моя флейта затихла полностью, и я смогла уловить еле слышную мелодию. Это, как ни странно, была та же пьеса, что я играла на флейте. Кто-то копировал ее. Копировал фальшиво и неумело, постоянно ошибаясь, словно играя ее в первый раз. И звуки… Они не были звуком такой же как у меня металлической поперечной флейты, скорее чего-то, сделанного из дерева. Скорее всего, какой-то деревянной дудочки. Но кто может играть на дудочке утром в абсолютно пустом доме? Папа? Папе на ухо наступил медведь, у него напрочь отсутствует слух, и, к тому же, для того, кто играл, эта песенка была явно не первой…

Мелодия доносилась с первого этажа. Я очень тихо встала и, стараясь не спугнуть игрока на дудочке, что, кстати, плохо мне удавалось, потому что полы скрипели ужасно, пошла к лестнице, заглядывая при этом в комнаты. Комнаты были пусты, ничего нового в них со вчерашнего дня я не увидела.

Я спустилась вниз, при каждом шаге судорожно хватаясь за хлипкие перила, и зашла в гостиную. Папа продолжал крепко спать, подложив, как маленький ребенок, ладони под щеку. Музыка играла в коридоре, вернее в одной из комнат, что там располагались. Мне становилось все страшнее и страшнее, я пыталась сдержать страх, но сердце билось так, словно сейчас разорвет мою грудь и вырвется наружу. Я заглянула в гостевую комнату, но там тоже не было ничего. Звуки шли из спальни хозяев… Со страхом я заглянула туда и обомлела… На деревянном паркете, посреди пустой комнаты, спиной ко мне сидела… маленькая девочка, такая, какой я видела ее вчера, в дверях гостевой комнаты. Я отчетливо видела ее каштановые волосы и белое платьице. Она играла на дудочке, неумело переставляя маленькие пальчики.

— Верочка, — Тихо позвала ее я, но она не обернулась… Она, словно не слышала меня, моего голоса. Но она не могла быть глухой — она же слышала как я играю на флейте и смогла повторить то, что я играла.

— Вера, — Позвала я ее еще раз. Она опять никак не среагировала. Мне было очень страшно, но я сделала шаг и вошла в комнату.