Болото пепла

— Она была очень добра.

— Ну, хорошо, — Эшес ещё раз встряхнул головой и зашагал обратно к крыльцу.

— Мастер… — он с удивлением почувствовал, как маленькие пальчики вцепились ему в жилет, и остановился. — Позвольте мне остаться, мастер, — сказала она, всё так же, глядя в землю.

— Где остаться? — не понял он.

— У вас. Я могла бы помогать в доме, по хозяйству.

— У меня уже есть Роза, а готовить приходит Охра. Да, и нет у меня денег, чтоб платить тебе.

— Мне не нужны деньги, — она вскинула глаза. — Я буду за так, просто разрешите остаться.

— Нет, — покачал головой он, отлепляя её руки, — у меня нет лишнего угла. К тому же, я сам скоро покину эти края. И тебе не стоит здесь оставаться, — добавил он, помолчав. — За последние полгода у нас тут трёх молодых женщин не досчитались.

— Но куда же мне идти, мастер?

— Возвращайся, откуда пришла.

— Я не могу туда вернуться.

— Тогда ступай дальше, своей дорогой.

— У меня нет своей дороги…

— Ну, здесь ты тоже не можешь остаться.

Она стояла, по-прежнему разглядывая землю, и теребила узел. Тот развязался, и еда вывалилась в грязь. Она не бросилась её поднимать, так и стояла с тряпкой в руке.

— Мне жаль, — сказал Эшес, отвернулся и зашагал к калитке.

Старина Тоуп дожидался его, валяясь перед домом: жена, Оса Тоуп, не пустила, чтобы не «изгадил всё тама, скотина-хоть-бы-уже-упился-в-усмерть». Тем не менее, время от времени выглядывала наружу, с беспокойством проверяя, не издох ли. Имя удивительно шло этой женщине: массивный верх крепился к необъятному низу тонкой талией, такой короткой, что иногда казалось — её нет вовсе, и две округлости просто поставлены одна на другую, как у снеговика. Толкни сильнее, и верхняя часть туловища слетит с крутых бёдер.

Эшес велел занести больного в дом, но она решительно воспротивилась. Силы были неравны: однажды он видел, как Оса в одиночку тащила на спине тушу кабана. И сейчас она перегораживала вход грудями — каждая величиной с голову её мужа. Глядя на их грозное покачивание, Эшес пошёл на уступки и согласился прежде окатить Старину (а именно так его обычно называли, похлопывая по плечу за липким столом трактира) водой. Вскоре он понял, что решение оказалось весьма разумным. В противном случае, в крошечной норе Тоупов стало бы просто нечем дышать. Вместе с Осой они ухватили страдальца, попеременно поливающего их то бранью, то остатками завтрака, и занесли внутрь.

Через полчаса с делом было покончено, и больной оживился настолько, что вкатил пинок крутящемуся рядом сыну, который «прохлаждался, вместо того, чтобы копить родителям на старость», и подмигнул Эшесу, при этом любовно оглаживая набитую сеном рубаху, заменяющую ему подушку. Перед уходом Эшес забрал припрятанный там пузырь джина. Допил по дороге к следующему пациенту.

Последними в этот день стали Фуксия и Лаванда Крим. Сёстры жили одни, и каждая поклялась выйти замуж лишь в том случае, если и для второй сыщется жених. Решение не удивляло: у девушек всё было общим, в том числе один на двоих характер (вздорный, Лавандин) и ум (недалекий, Фуксии), поэтому и идти они могли только в комплекте.

К их аккуратному, похожему на сливочное пирожное в ажурной салфетке домику, Эшес пришёл уже в сумерках. Их жилище выделялось на фоне других: беленый забор — такой низенький, будто сёстры и ведать не ведали о ворах; ухоженный садик с вишнёвыми, яблоневыми и сливовыми деревьями — ствол каждого любовно укутан чем-то, напоминающим вязаный горшок, а ветви подперты крепкими рогатюлинами, дабы не треснули под весом неприлично больших плодов; но самыми примечательными были цветы: огромные белые рододендроны, махровые сиреневые клематисы и малиновые блюдца пионов обступали домик со всех сторон и даже как будто теснили его. Их словно никто не предупредил, что цветам не положено расти круглогодично, а ещё вдвое, а то и втрое превышать размерами собратьев за соседними заборами.

Всякий раз, ступая на розовое лаковое крыльцо девушек, Эшес почему-то представлял, как проваливается сквозь хлипкие доски в миску с заварным кремом.

Лаванда Крим лежала на постели, с закрытыми глазами и с видом уже умершей.