Болото пепла

Та, урча, унеслась в темноту, рассеивая синие искры из глаз.

Всё, чего ему сейчас хотелось, это покинуть тошнотворный особняк, вернуться к себе и проспать неделю (ну или до завтрашнего утра, когда снова придётся делать обход). Чтобы побыстрее с этим покончить, он схватил кубок, залпом осушил его, не дожидаясь, пока баронесса возьмёт свой, и с громким стуком вернул на место.

— На этом всё? Я могу идти?

Служанка даже не шевельнулась. Да что там шевельнулась — не моргнула. Так и продолжила стоять, держа медный лист на вытянутых руках и глядя перед собой кукольными голубыми глазами.

— Почти, — баронесса неторопливо пригубила свой напиток и тоже поставила на поднос. — Ми.

Девушка немедленно ожила: тоненькие ручки примостили поднос на низенький стол и потянулись к поясу. Что-то звякнуло, и служанка с поклоном протянула хозяйке черный шелковый мешочек, расшитый лунным камнем и перетянутый кожаным шнурком.

— А теперь принеси мастеру куртку.

Девушка отправилась исполнять поручение, а баронесса тем временем перевернула содержимое кисета на ладонь. Линии на её руке отчего-то были не под цвет кожи, как у всех остальных, а бледно-сиреневые, напоминающие карту. Причем, казалось, что рисунок каждый раз менялся. Пять монет выскользнули одна за другой.

— Твоя плата, Эшес.

— Не нужно. Пусть пойдёт в счёт долга.

Баронесса приподняла брови.

— Не думаешь же ты, что я воспользуюсь своим положением? Любая работа должна оплачиваться. К тому же, — она тихо усмехнулась, — вдруг ты ещё передумаешь.

С неприятным чувством, Эшес протянул руку, и тяжелые золотые кругляшки так же по очереди упали в раскрытую ладонь, только в обратном порядке. Ми уже несла куртку, поэтому он быстро спрятал деньги и повернулся спиной, подставляя руки. Сунув их в рукава, потянулся, чтобы застегнуть крючки, но длинные тонкие пальцы опередили его. Проворно вдев загогулины в петельки, они задержались над последней. Неожиданно ладонь скользнула под курку, и возле самого уха раздалось теплое дыхание. Изумленный, Эшес обернулся. Служанки в холле уже не было, рядом была только баронесса. Она продолжала стоять, не отнимая теперь уже обеих рук от его груди. Опомнившись, он отвёл их.

— Не надо.

И тут же осекся. Раньше ему удавалось избегать прикосновений к ней — он и сам не мог объяснить, почему ему так этого не хотелось, а потому ощущение было полной неожиданностью. Глядя на бледную, почти светящуюся баронессу, он всегда воображал, что на ощупь её кожа холодная, как у лягушки. Но он ошибся. Руки будто обхватили горячий бархат, от запястий, с пульсирующими жилками, исходил такой жар, что, при обычных обстоятельствах, он бы диагностировал у неё лихорадку. Внезапно вниз от горла скользнула горячая змея, задержавшись в районе живота. Он так и не смог отнять руки.

А она глядела на него своими огромными фиолетовыми глазами, опушенными пепельными ресницами, и слегка приоткрыв рот.

— Я не знаю, что делать, Эшес, — сказала она, и в уголках глаз показалась влага. — Мой супруг глубоко страдает, а я всего лишь слабая женщина… — Голос дрожал так, что захотелось немедленно её утешить, унять блестевшие в глазах слезы. Впервые перед ним была всего лишь женщина. Женщина, от красоты которой делалось почти больно. — Иногда мне кажется, что он висит над пропастью, уцепившись одной рукой за край. — Он едва понимал, что она говорит, не отрывая зачарованного взгляда от полураскрытых губ. — Но конец неизбежен… Порой, лежа бессонными ночами в своей холодной постели и слушая его болезненные стенания, я думаю о том, с какой благодарностью и облегчением он принял бы освобождение… — Эшес потянулся к её рту, чувствуя одновременно желание и дурноту от плотного сладкого запаха. — И в такие минуты мне хочется, чтобы рядом оказался тот, кто милосердно избавит его от мук, наступит на бессмысленно цепляющиеся за пустоту пальцы…

Эшес резко пришёл в себя и, отняв наконец руки, попятился. Жар схлынул, как волны при отливе, и разум вернулся.

— С этим вам не ко мне. Я вправляю пальцы, а не наступаю на них.

Остатки наваждения стряхивались с трудом, как застрявшие осколки полузабытого сна.

Баронесса с легкой досадой поморщилась, приняв прежний вид, а потом на тонких губах заиграла привычная идиллическая улыбка.

— Почти, — сказала она и вдруг шумно вдохнула воздух вокруг него, сладко жмурясь, почти как недавно в комнате барона.

Эшес не стал дожидаться, пока подадут экипаж, и отправился в деревню пешком. Его мотало от усталости, дорога под ногами раскачивалась, как подвесной мост, то и дело встряхивая его. Даже мелькнула мысль заночевать прямо на обочине. Поэтому, услышав позади цокот копыт, он безо всякого сопротивления упал в приоткрывшуюся дверцу, едва ли не в объятия Грина.