Он чувствовал себя плохо, кошмарно. Мозг раскалывался на части от тупой, пульсирующей боли. На сознание давила громкая ритмичная мелодия, доносящаяся из соседней квартиры. Он попытался заткнуть уши. Бесполезно… Музыка отличалась дурным вкусом. Предпочтение среднего класса, испытывающего восторг от групп, пользующихся в своих исполнениях исключительно нецензурной лексикой. Естественно, для таких людей имена: Бетховен, Моцарт, Бах — звучали как пустые слова, не стоящие их драгоценного внимания. Парадоксально: они считали себя людьми!
Добавить в моё избранное
69 мин, 59 сек 8399
Энергично взбив подушку, Он натянул её сверху. Уткнулся носом в сбитые в кучу одеяла. Постепенно всем существом начала овладевать беспомощность. Нахлынуло уныние и беспросветная тоска. Он уже не мог противиться этому мощному натиску чудовищных сочетаний звуков и ритмов, атакующих сознание каждый божий день. Ночью вставал в поту. Его била дрожь. Мучили кошмары.
Он сел, обхватил дрожащими руками колени. Нужно успокоиться! Нельзя принимать всё так близко к сердцу! В конце концов, всегда можно выйти на улицу… В бешенстве Он схватил со столика вазу с цветами и запустил её в стену. Беззвучно разлетелся хрусталь. Поникли истерзанные лилии. Опали листы со сломанного бутона красной розы. Несколько осколков стекла больно впились в тело. Из пореза брызнула кровь, окрасив белоснежную ткань рубашки яркими пятнами. Тут Он словно обезумел: в неистовом исступлении набросился на разделяющую перегородку, в ход пошло всё, что попалось под руку. Вдребезги раскололась посуда, разлетелась на куски дорогая техника…
Наступила тишина. Он медленно приходил в себя. Из рук выскользнула ножка сломанного стула, с глухим ударом упала на пол и откатилась в сторону. Вновь стало тихо. Лишь тяжёлое учащённое дыхание нарушало воцарившийся в комнате покой.
У него бессильно повисли руки. Он медленно опустился на единственный уцелевший стул и закрыл глаза. Глубоко втянул воздух в опустошенные, горящие жидкой плазмой лёгкие. Всё… Всё. Всё!
В соседней квартире послышался смех. Зазвучала «музыка», этот кошмар — создание больных иллюзий психопатов. На этот раз она играла громче. Намного громче. Мозг запульсировал от новой порции ставшей уже привычной боли. Это оказалось пределом. Он со стоном сполз на пол. Прижал ладони к горящим ушам. Стал медленно покачиваться: назад — вперёд, назад — вперёд. Его душили рыдания. Он уже не мог ничего с собой поделать. Был окончательно ошеломлен, унижен, разбит.
Усталый, Он кое-как поднялся и, натянув куртку, вышел из дома. Как потерянный бродил по городу, не замечая окружающей действительности, просто торопливо шёл вперёд. Убегал! Но наваждение не покидало… «адская какофония» стучала в голове. И как-то само собой получилось, что ноги привели его к родному подъезду. Он поднялся на свой этаж и остановился у соседней квартиры. Позвонил.
— Чего надо? — дверь открыл высокий детина, в распахнутой рубашке и со жвачкой во рту, нахально посмотрел на него сверху вниз. — Ну?!
Он не стал отвечать. Просто окинул оценивающим взглядом человека, который, словно большая куча навоза в гостиной, превратил его жизнь в сплошной ад всего за несколько недель после своего въезда. Кошмарное существование на грани борьбы между помешательством и агрессией наконец завершилась. Потому Он, усмехнувшись и дрожа от внутреннего нетерпения, втолкнул своего мучителя в прихожую и быстро повернул за собой ключ.
Несколько минут в квартире раздавался непонятный шум. Потом всё смолкло. На пол упало что-то тяжёлое. Из-под двери на лестничную площадку тонкой струйкой выбежала красная густая жидкость, и вскоре из квартиры — через окна, полуоткрытую дверь — полилась плавная, успокаивающая мелодия Баха…
БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ
Ублюдок родился ранним утром. Женщина, исторгнув дитя, потеряла сознание и бессильно откинула голову на кучу тряпья, так и не услышав первый в жизни младенца недовольный крик; с уголка её приоткрытого рта потянулась ниточка мутной, смешанной с кровью слюны.
Старший сын вздрогнул, заворочавшись в своём углу: появился на свет ещё один отщепенец, как он сам и шестеро его братьев и сестёр, — лишний рот, требующий еды. Резко откинув старенькую, разорванную куртку, служившую ему одеялом, подросток подошёл к постели и посмотрел сверху вниз, вглядываясь в измождённое лицо: мать не шевельнулась и не открыла глаз. Тогда, быстро одевшись, он отыскал единственные в доме ножницы с обломанной ручкой и неумело перерезал связующую пуповину. Поднял с пола рубашку, завернул в неё пищащее склизкое существо и тихо выскользнул из тёмной комнаты наружу, на улицу, в предрассветные сумерки.
Под ноги попала бутылка и со звоном откатилась в сторону. Мальчик передёрнул плечами и зябко поёжился.
Вначале он шёл медленно, а затем всё быстрее и быстрее и, наконец, побежал. Просто хотел поскорее избавиться от своей неудобной ноши и не мог допустить, чтобы кто-нибудь из соседей помешал этой затее. В прошлый раз он чуть не утащил Серёжу, но… «добрые люди» не дали. Конечно, легко иметь совесть, если не тебе приходится следить за то и дело появляющимися детьми… Голод. Постоянный. Когда самому нечего есть, а рядом хныкают братья и сестры.
На полпути мальчик не выдержал, хотя вначале он и собирался утопить младенца в болоте, но до него оставалось ещё слишком большое расстояние, а ребенок уже успел достать его своим криком. «Всё равно умрёт, что ж он так надрывается-то?!
Он сел, обхватил дрожащими руками колени. Нужно успокоиться! Нельзя принимать всё так близко к сердцу! В конце концов, всегда можно выйти на улицу… В бешенстве Он схватил со столика вазу с цветами и запустил её в стену. Беззвучно разлетелся хрусталь. Поникли истерзанные лилии. Опали листы со сломанного бутона красной розы. Несколько осколков стекла больно впились в тело. Из пореза брызнула кровь, окрасив белоснежную ткань рубашки яркими пятнами. Тут Он словно обезумел: в неистовом исступлении набросился на разделяющую перегородку, в ход пошло всё, что попалось под руку. Вдребезги раскололась посуда, разлетелась на куски дорогая техника…
Наступила тишина. Он медленно приходил в себя. Из рук выскользнула ножка сломанного стула, с глухим ударом упала на пол и откатилась в сторону. Вновь стало тихо. Лишь тяжёлое учащённое дыхание нарушало воцарившийся в комнате покой.
У него бессильно повисли руки. Он медленно опустился на единственный уцелевший стул и закрыл глаза. Глубоко втянул воздух в опустошенные, горящие жидкой плазмой лёгкие. Всё… Всё. Всё!
В соседней квартире послышался смех. Зазвучала «музыка», этот кошмар — создание больных иллюзий психопатов. На этот раз она играла громче. Намного громче. Мозг запульсировал от новой порции ставшей уже привычной боли. Это оказалось пределом. Он со стоном сполз на пол. Прижал ладони к горящим ушам. Стал медленно покачиваться: назад — вперёд, назад — вперёд. Его душили рыдания. Он уже не мог ничего с собой поделать. Был окончательно ошеломлен, унижен, разбит.
Усталый, Он кое-как поднялся и, натянув куртку, вышел из дома. Как потерянный бродил по городу, не замечая окружающей действительности, просто торопливо шёл вперёд. Убегал! Но наваждение не покидало… «адская какофония» стучала в голове. И как-то само собой получилось, что ноги привели его к родному подъезду. Он поднялся на свой этаж и остановился у соседней квартиры. Позвонил.
— Чего надо? — дверь открыл высокий детина, в распахнутой рубашке и со жвачкой во рту, нахально посмотрел на него сверху вниз. — Ну?!
Он не стал отвечать. Просто окинул оценивающим взглядом человека, который, словно большая куча навоза в гостиной, превратил его жизнь в сплошной ад всего за несколько недель после своего въезда. Кошмарное существование на грани борьбы между помешательством и агрессией наконец завершилась. Потому Он, усмехнувшись и дрожа от внутреннего нетерпения, втолкнул своего мучителя в прихожую и быстро повернул за собой ключ.
Несколько минут в квартире раздавался непонятный шум. Потом всё смолкло. На пол упало что-то тяжёлое. Из-под двери на лестничную площадку тонкой струйкой выбежала красная густая жидкость, и вскоре из квартиры — через окна, полуоткрытую дверь — полилась плавная, успокаивающая мелодия Баха…
БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ
Ублюдок родился ранним утром. Женщина, исторгнув дитя, потеряла сознание и бессильно откинула голову на кучу тряпья, так и не услышав первый в жизни младенца недовольный крик; с уголка её приоткрытого рта потянулась ниточка мутной, смешанной с кровью слюны.
Старший сын вздрогнул, заворочавшись в своём углу: появился на свет ещё один отщепенец, как он сам и шестеро его братьев и сестёр, — лишний рот, требующий еды. Резко откинув старенькую, разорванную куртку, служившую ему одеялом, подросток подошёл к постели и посмотрел сверху вниз, вглядываясь в измождённое лицо: мать не шевельнулась и не открыла глаз. Тогда, быстро одевшись, он отыскал единственные в доме ножницы с обломанной ручкой и неумело перерезал связующую пуповину. Поднял с пола рубашку, завернул в неё пищащее склизкое существо и тихо выскользнул из тёмной комнаты наружу, на улицу, в предрассветные сумерки.
Под ноги попала бутылка и со звоном откатилась в сторону. Мальчик передёрнул плечами и зябко поёжился.
Вначале он шёл медленно, а затем всё быстрее и быстрее и, наконец, побежал. Просто хотел поскорее избавиться от своей неудобной ноши и не мог допустить, чтобы кто-нибудь из соседей помешал этой затее. В прошлый раз он чуть не утащил Серёжу, но… «добрые люди» не дали. Конечно, легко иметь совесть, если не тебе приходится следить за то и дело появляющимися детьми… Голод. Постоянный. Когда самому нечего есть, а рядом хныкают братья и сестры.
На полпути мальчик не выдержал, хотя вначале он и собирался утопить младенца в болоте, но до него оставалось ещё слишком большое расстояние, а ребенок уже успел достать его своим криком. «Всё равно умрёт, что ж он так надрывается-то?!
Страница
1 из 21
1 из 21
