В моем положении вспоминать свои вчерашние шутки по поводу яркого полуденного солнца — последнее дело. Но оцените, какова ирония! Еще меньше суток назад я изводился от раздражения по этому поводу, а теперь стою в полной темноте, с дрожащими руками, выключенным телефоном и умоляю себя сделать хоть один спасительный шаг вперед. Надо выбраться отсюда!
Добавить в моё избранное
69 мин, 1 сек 3795
Выбраться, да еще и незамеченным, но в какую сторону бежать?
Меня еще не душат, пол под ногами не проваливается, а мозг уже проигрывает звуки, которые так страшно услышать, когда ты один, безоружен и заблудился в заброшенном особняке. Понимаете? Мозг уже готов убить своего носителя — все что угодно, только бы не участвовать в дальнейших событиях! И я с ним солидарен, потому что смутно догадываюсь, что будет дальше. Хотя разум потихоньку начинает изменять мне, предугадать некоторые вещи не сложно.
Мое мучительное ожидание разрывает страшный, можно сказать, атомный смех преследующей меня бестии. Да, темно настолько, что не видно решительно ничего, но, хоть мы ни разу и не виделись, я точно знаю, что на нем парик кислотного цвета и дешевый, плохо наложенный грим, размытый за время безумных пряток по особняку. Вы знаете о ком речь? Он вновь оглашает пространство неадекватным смехом, который многократно отражается от стен. И стены готовы раздавить меня.
Я разрываюсь между желаниями бежать, бить, стрелять, но продолжаю стоять в пустоте, готовый потерять сознание от всего происходящего. Для спасения хватило бы одного единого луча света! Одного! Но солнце не доходит сюда, а телефон в моих дрожащих руках, кажется, окончательно и бесповоротно разбит. Приходится замереть, чтобы хоть как-то скрыть свое присутствие.
Даже дыхание замирает в груди, боясь выдать хозяина. Я полностью в распоряжении размалеванного психа. И я не знаю, что страшнее — видеть его или слышать.
Но еще секунду назад нас разделяли многие метры, а сейчас, благодаря своим клоунским тапочкам, он подкрался почти вплотную и дышит мне в затылок.
Как я мог в это вляпаться? Как?!
Нет ответа.
Ощущаю запах его размытого грима, ядовитых волос, нафталина, пропитавшего некогда белый костюм. Он смеется сзади, и от волн его смеха по моей спине пробегают толпы слоновьих мурашек. Я непроизвольно вздрагиваю всем телом, уже не боясь выдать свое местоположение — нечего уже скрывать.
— Энди-ди, Энди-ди! — произносит он скрипучим голосом, способным свести с ума самого устойчивого человека с крепкими нервами. И этот голос становится последней каплей.
Я разворачиваюсь и выбрасываю вперед руку так, чтобы заехать по мерзкой клоунской морде. Но, пробороздив пустоту, рука моя по инерции летит дальше, едва не выпрыгнув из сустава.
— Эниди-и… — тянет клоун уже на расстоянии. Голос его кажется теперь удивленным, если не изумленным, но он все еще в репертуаре и не изменяет своим цирковым интонациям.
— Заткнись! — выкрикиваю я, изо всех сил стараясь звучать убедительно.
— А то что? — выплевывает он пискляво.
— Не доводи до греха! — продолжаю наседать я, ощущая прилив уверенности.
И успешно — телефон в моей руке мигает, словно садящийся фонарик и, с горем пополам, включается. Его мощности как раз хватает, чтобы выхватить скрюченную фигуру моего преследователя. Это действительно клоун в кислотно-красном парике, мне не мерещилось.
Разглядывать его не в моих планах, но тут я замечаю, что тело его содрогается от рыданий.
— Помоги мне, — стонет он адекватным, к моему удивлению, голосом. — Пожалуйста, помоги мне! Не оставляй меня тут! Я не могу больше!
Когда он поднимает голову, я не выдерживаю увиденного и бросаюсь прочь напролом — сквозь тьму.
1.
«я не… на… ак ег… зв!»
Надорванный голос в голове, выкрикивающий на поверхности мозга обрывки фраз под импровизированную мелодию. Он так и не дал мне уснуть в ту ночь, всякий раз проявляя себя, как только мой разум пытался отправиться в царство Морфея.
Нет, я не сумасшедший, честно. Могу поклясться, каждый второй из вас имел честь слышать подобное. Но слуховые галлюцинации иногда просто изводят меня. Вы ведь знаете о чем я? Ведь знаете? Проблема в том, что голоса, выволакивающие меня из мира снов, обладают потрясающими по отвратительности обертонами — оборванные, визгливые, наконец, просто неприятные!
Впрочем, ладно, не забивайте голову, я просто хочу пояснить, почему был так разбит в то утро. А ведь именно с него и стоит начать повествование.
К девяти часам я уже напоминал зомби средней свежести, лишенный хоть какой-либо мотивации к бытию. Знатное, должно быть, зрелище! Бледный, взъерошенный, мешки под глазами… Чаще всего, конечно, меня можно назвать приятным молодым человеком — даже явная ассиметрия лица не портит, а украшает. Но все же, в то утро я был зомби.
И этому самому зомби было грустно и паршиво, у него болели глаза, и он думал о том, что через несколько часов его вырубит на весь день. Вот только возникла одна проблемка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении тупиковой: Сначала стоило выпроводить спящего начальника. Хотя бы из моей опочивальни. Да еще и убедить в крайней необходимости сделать первый же мой рабочий день выходным.
Меня еще не душат, пол под ногами не проваливается, а мозг уже проигрывает звуки, которые так страшно услышать, когда ты один, безоружен и заблудился в заброшенном особняке. Понимаете? Мозг уже готов убить своего носителя — все что угодно, только бы не участвовать в дальнейших событиях! И я с ним солидарен, потому что смутно догадываюсь, что будет дальше. Хотя разум потихоньку начинает изменять мне, предугадать некоторые вещи не сложно.
Мое мучительное ожидание разрывает страшный, можно сказать, атомный смех преследующей меня бестии. Да, темно настолько, что не видно решительно ничего, но, хоть мы ни разу и не виделись, я точно знаю, что на нем парик кислотного цвета и дешевый, плохо наложенный грим, размытый за время безумных пряток по особняку. Вы знаете о ком речь? Он вновь оглашает пространство неадекватным смехом, который многократно отражается от стен. И стены готовы раздавить меня.
Я разрываюсь между желаниями бежать, бить, стрелять, но продолжаю стоять в пустоте, готовый потерять сознание от всего происходящего. Для спасения хватило бы одного единого луча света! Одного! Но солнце не доходит сюда, а телефон в моих дрожащих руках, кажется, окончательно и бесповоротно разбит. Приходится замереть, чтобы хоть как-то скрыть свое присутствие.
Даже дыхание замирает в груди, боясь выдать хозяина. Я полностью в распоряжении размалеванного психа. И я не знаю, что страшнее — видеть его или слышать.
Но еще секунду назад нас разделяли многие метры, а сейчас, благодаря своим клоунским тапочкам, он подкрался почти вплотную и дышит мне в затылок.
Как я мог в это вляпаться? Как?!
Нет ответа.
Ощущаю запах его размытого грима, ядовитых волос, нафталина, пропитавшего некогда белый костюм. Он смеется сзади, и от волн его смеха по моей спине пробегают толпы слоновьих мурашек. Я непроизвольно вздрагиваю всем телом, уже не боясь выдать свое местоположение — нечего уже скрывать.
— Энди-ди, Энди-ди! — произносит он скрипучим голосом, способным свести с ума самого устойчивого человека с крепкими нервами. И этот голос становится последней каплей.
Я разворачиваюсь и выбрасываю вперед руку так, чтобы заехать по мерзкой клоунской морде. Но, пробороздив пустоту, рука моя по инерции летит дальше, едва не выпрыгнув из сустава.
— Эниди-и… — тянет клоун уже на расстоянии. Голос его кажется теперь удивленным, если не изумленным, но он все еще в репертуаре и не изменяет своим цирковым интонациям.
— Заткнись! — выкрикиваю я, изо всех сил стараясь звучать убедительно.
— А то что? — выплевывает он пискляво.
— Не доводи до греха! — продолжаю наседать я, ощущая прилив уверенности.
И успешно — телефон в моей руке мигает, словно садящийся фонарик и, с горем пополам, включается. Его мощности как раз хватает, чтобы выхватить скрюченную фигуру моего преследователя. Это действительно клоун в кислотно-красном парике, мне не мерещилось.
Разглядывать его не в моих планах, но тут я замечаю, что тело его содрогается от рыданий.
— Помоги мне, — стонет он адекватным, к моему удивлению, голосом. — Пожалуйста, помоги мне! Не оставляй меня тут! Я не могу больше!
Когда он поднимает голову, я не выдерживаю увиденного и бросаюсь прочь напролом — сквозь тьму.
1.
«я не… на… ак ег… зв!»
Надорванный голос в голове, выкрикивающий на поверхности мозга обрывки фраз под импровизированную мелодию. Он так и не дал мне уснуть в ту ночь, всякий раз проявляя себя, как только мой разум пытался отправиться в царство Морфея.
Нет, я не сумасшедший, честно. Могу поклясться, каждый второй из вас имел честь слышать подобное. Но слуховые галлюцинации иногда просто изводят меня. Вы ведь знаете о чем я? Ведь знаете? Проблема в том, что голоса, выволакивающие меня из мира снов, обладают потрясающими по отвратительности обертонами — оборванные, визгливые, наконец, просто неприятные!
Впрочем, ладно, не забивайте голову, я просто хочу пояснить, почему был так разбит в то утро. А ведь именно с него и стоит начать повествование.
К девяти часам я уже напоминал зомби средней свежести, лишенный хоть какой-либо мотивации к бытию. Знатное, должно быть, зрелище! Бледный, взъерошенный, мешки под глазами… Чаще всего, конечно, меня можно назвать приятным молодым человеком — даже явная ассиметрия лица не портит, а украшает. Но все же, в то утро я был зомби.
И этому самому зомби было грустно и паршиво, у него болели глаза, и он думал о том, что через несколько часов его вырубит на весь день. Вот только возникла одна проблемка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении тупиковой: Сначала стоило выпроводить спящего начальника. Хотя бы из моей опочивальни. Да еще и убедить в крайней необходимости сделать первый же мой рабочий день выходным.
Страница
1 из 20
1 из 20
