Мать Кошмаров

Маленькие бледные комочки — пятнадцать, двадцать, не меньше — копошились на дне корзины в абсолютной тишине. Короткие лапки, маленькие, смешные, почти щенячьи мордочки и круглое мягкое пузико, из которого эти создания, по сути, и состояли. В какой-то момент меня охватило ощущение гадливости — как можно было без содрогания смотреть на этих серых, бесформенных созданий, больше всего напоминавших опарышей? Но я тут же устыдился своей мысли: как так можно — это же мои дети. Алиса, истолковав мое замешательство по-своему, просто вынула одного из этих гадких, влажно блестящих щенков и поднесла к моему лицу. Совершенно инстинктивно я взял создание на руки, и сердце мое тут же наполнилось нежностью и любовью к маленькому беззащитному существу. Оно неловко тыкалось мне в грудь, явно ища пропитания. С трудом преодолев нежелание расставаться с моим дорогим чадом, я все же передал голодного ребенка матери. Та, не задавая вопросов, зная все ответы наперед благодаря материнскому инстинкту, уже освободила грудь из шелкового пеньюара и вложила черный… почему такой черный… сосок в рот странному созд… нашему ребенку, и тот довольно зачмокал.

Я невольно залюбовался открывшейся мне картиной — будь я художником, уже сел был писать Мадонну с натуры. Картина была одновременно немного отталкивающая, но при этом завораживающая. Благочестивая и эротичная одновременно. Наполненный счастьем, я лег ей на бедра, загородив рукой так беспокоящую меня татуировку, и стал смотреть, как она кормит наших детей, одного за другим. Семейная идиллия.

Через несколько месяцев раздался звонок в дверь. Осторожно переступая через детей, которые теперь и размером и формой больше напоминали тюленей, чем щенков, я пробирался в коридор. Чавкающие и сопящие, они неловко переползали с места на место, вовсе не облегчая мне перемещение по комнате. Один вдруг схватил меня за ногу и потянул ее в пасть. Я прикрикнул на Максима, но тот продолжал глодать мое ногу слюнявыми деснами.

— Максим, отпусти папу! — раздался голос Алисы откуда-то из угла комнаты, и мальчик недовольно выпустил мою ногу из круглой пасти, обиженно отползая. Я было собрался идти, но моя кошечка окликнула меня:

— Милый?

Я повернулся на голос, пытаясь разглядеть хоть что-то в почти непроглядной темноте — Алиса попросила переставить рабочий компьютер на кухню, мол, детям вреден лишний свет. К счастью, я уже весьма сносно научился видеть в темноте, и, как следует сконцентрировавшись, я смог узреть вот что: на матрасе, на полу, под самым подоконником, подальше от двери, сидела моя кошечка, абсолютно голая, а всю ее облепили дети. Двое сосали грудь, развалившись по бокам тяжелыми тюками, остальные валялись на полу. К своему удивлению, я увидел, что некоторые из наших детей — Андре, Пенни и Розария — выглядели как-то странно. Дети совсем не шевелились и были покрыты какой-то твердой матовой коркой — для стороннего наблюдателя это показалось бы какими-то чудными саркофагами или коконами. Но, Алиса, похоже, тоже их видела и не беспокоилась. Я мысленно пожал плечами — матери лучше знать.

— Милый, — продолжила она. — Дети подрастают. Розария уже совсем скоро вылупится — девочки всегда вырастают раньше. Грудное вскармливание ей больше не подойдет.

— Мы что-нибудь придумаем, дорогая, не волнуйся. Я неплохо зарабатываю в последнее время. Уверен, у нас получится прокормить их всех.

Алиса благодарно кивнула, насколько я мог судить при таком освещении. Закрыв дверь в комнату, я постарался унять какое-то глубочайшее ощущение внутреннего восторга. Ощущать себя чьей-то опорой, кормильцем, чьей-то каменной стеной — это дорогого стоит. Для своей семьи я сделаю что угодно. Посмотрев в глазок, я оглядел подъезд — пусто, как и должно быть.

Только на полу стояла громадная коробка — детская кроватка. Прекрасно, очень вовремя. Никогда больше не буду связываться с немецкими мебельными магазинами. Сколько я ее ждал — месяц, два? Без разницы, теперь придется отправлять обратно. Еще раз убедившись, что курьер ушел, я открыл дверь и начал втаскивать коробку в квартиру. Та была неправдоподобно тяжелой, будто там не кровать, а целый сейф или еще что потяжелее. Внутри все ходило ходуном и шаталось, я мысленно отругал упаковщиков на все возможные лады. Наверняка теперь еще и содержимое повреждено — ну, пусть только попробуют не вернуть мне деньги.

Неожиданно створки коробки распахнулись, и, словно классический Jack-in-the-Box, на меня прыгнул клоун. Сильные руки прижали меня к засаленному давно нестиранному жабо, и я получил укол в шею. В каком-то странном дежавю, снова падая на полу коридора, последним, что я ощутил, был запах нездорового застарелого пота и громкое, злое «Kurva!»

Медленно, будто по капле, сознание возвращалось ко мне. Я было открыл глаза, но тут же зажмурился — какой яркий свет! Вот уже много месяцев я не трогал кнопок выключателя, и теперь обычная люстра слепила ярче солнца.