Конец света по-рузацки

По мере приближения, я осознавала, насколько же верно было мое первое впечатление об этом доме. Издалека он казался тяжелой, неуклюжей, монолитной громадой. Теперь же выявились особенности архитектуры. Может, когда-то здесь была тюрьма? Или это остатки перестроенного форта времён пугачёвского бунта?

Первое, что бросилось в глаза — это мощные башни по углам дома. Как выяснилось чуть позже — всего их было четыре. Фундамент их состоял из крупных серых блоков, а уже выше слагались стены из того же тёмно-красного кирпича. Глубоко утопленные в толщу стен окна закованы в толстые решётки, как в каземате. Дом имел форму буквы «П», и двор его смотрел на север, то есть от меня — прямо на болота.

Обходя это грандиозное сооружение по периметру, я искала вход — со стороны дороги не было его, но сохранялись следы широкого проёма, теперь наглухо заложенного бледно-красным кирпичом. Вход имелся всего один — внутри буквы «П». К двустворчатым дверям, глубоко ушедшим под каменный козырёк, вели высокие кирпичные ступени, да дорожка, выложенная всё тем же кирпичом. Всё остальное — странно сухая и полностью вытоптанная земля — это на болотах!

Но была и ещё одна странная примета, о которой расскажу позднее.

С трудом отворяя мощную створку двери (вторая была наглухо закреплена), я представила себе, как же много народу может поместиться в этот дом. Всё это меня не радовало: больше народу — больше беспокойства. Это ведь не городская школа, где отработала уроки, и пошла домой. Мне придётся здесь жить, все время рядом с воспитанниками. И каковы они будут, тоже представляла — почитала в свое время «Педагогическую поэму»!

Протиснувшись в огромный, холодный и темный холл, я поежилась — казённый дом, да и только! Эти тяжёлые дубовые панели, выложенный старой гранитной плитой пол, трёхметровые застеклённые двери — тянуло от всего этого безнадёжным, унылым прошлым. Поэтому я не удивилась, когда из одной двери вышли строем девочки в одинаковых коричневых платьях с фартуками — дань давно ушедшей школьной моде! С любопытством поглядывая в мою сторону, девочки (разных возрастов — от семи до пятнадцати, наверно) всё же сохраняли строй — прямо как в английской школе времен Диккенса!

За девочкам выбралась в холл низенькая и широкая особа — она неуклюже переваливалась на своих толстых ногах и задыхалась. Её стоило рассмотреть особо.

Лет Нине Павловне было, наверно уже за пятьдесят. С короткими и какими-то пегими волосами, с широким лицом и нездоровым румянцем, она мне поначалу показалась отвратительной старой педагогиней. Но потом я поняла, что это было совсем не так. Нина Павловна страдала гипертонией и одышкой, но характером была добра, хотя и скучна. Но в первый момент меня как будто окатили ведром холодной воды — такое впечатление произвел на меня этот мрачный казённый интерьер, и люди в нём.

— К кому мне подойти? — стеснённо спросила я эту грузную особу и добавила для ясности: — Я по распределению.

— По распределению? — чуть растерялась воспитательница, но всё же остановилась. Сопя и задыхаясь, она просмотрела мои документы. А я стояла, как бедная родственница, со своим новеньким кожаным чемоданом, в забрызганных грязью светлых высоких сапожках (готовилась к холодному времени!)

В-общем, встретили меня гораздо лучше, чем я ожидала. То ли оттого, что редко здесь появлялись новые люди, то ли потому, что тоска тут была невыносимая. Нина Павловна указала мне на приготовленную для меня комнату, девочки помогли отнести вещи. И, как я выяснила вскоре, интернат был чисто женский — никаких мальчишек! Это уже было лучше.

Учебные занятия ещё не начались — тут тоже было понятие каникул. Так что, педагоги разъехались на две недели по домам, оставив все на двух поварих и воспитателя Нину Павловну. Выяснилась ещё одна неприятная особенность этого глухого места: здесь частенько, особенно зимой, случались неполадки на линии электропередачи, и тогда весь интернат сидел без света. Хорошо ещё, что отопление тут было независимым. Подвал был полон угля — его завозили на целый год, и пожилой истопник возился с огромной стальной печью, от которой по всем помещениям расходились толстые трубы, встроенные явно позднее. Весь дом охватить этой древней системой отопления было невозможно, и воспитанники ютились на первых двух этажах. Также углём топились большие печи в кухне, потому что газа тут и в помине не было. В-общем, все давно к этому привыкли и притерпелись, и только я впала в ужас — мне предстояло провести три года в подлинном средневековье. Да, с таким похоронным настроением я заступила на свою работу. Знать бы мне, что на самом деле, все эти мелкие детали быта окажутся меньшим из зол.

Комната, которую мне выделили, была не вполне пригодна для проживания. Дело в том, что Нина Павловна не могла одна все подготовить — у неё не было ключей от всех помещений, а директриса должна вернуться к началу учебного сезона.