Добавить в моё избранное
68 мин, 6 сек 8743
И выделили мне довольно странную комнату, даже не комнату, а целый зал. Туда много лет сносили старую мебель, и теперь в ней образовался целый склад поистине антикварных вещей. Стояли тут совершенно монументальные кресла, которые бы с руками оторвали кинематографисты — этакие величественно-бесполезные великаны с подлокотниками-валами и спинками, похожими на гребни волн. Тяжёлая резная готика соседствовала с обитой плюшем рухлядью. Хаотично поставленные неприподъемные дубовые шкафы сами по себе как бы делили помещение на секции — я вполне могла сказать, что мое жилище было многокомнатным. Громоздкие столы с бронзовыми бордюрами по краям столешниц, изящные секретеры, подломанные кушетки с бархатной обивкой, кривоногие пуфы с облетевшей позолотой — все это выдавало некогда аристократический уклад жизни в этом доме. Теперь всё это было никому не нужным и пылилось под чехлами в разных помещениях, запертых на ключ. Вот одну из таких комнат мне и выделили.
Нина Павловна извинялась, что не сумела получше устроить меня, и обещала, что с приездом директрисы все утрясётся. Но мне вдруг стало интересно — большая комната, тесно заставленная старой мебелью, неожиданно понравилась мне. Все эти запахи старины, эти добротные творения отшедшего в прошлое мастерства — они вызвали во мне необыкновенное волнение. Мне уже не терпелось остаться одной и все рассмотреть. Я заметила в углу свернутые в толстый рулон не то ковры, не то старинные гобелены, и уже предвкушала, как я тут замечательно устроюсь. Уже и сам бедный быт этого удивительного места мне не казался более убогим. И эти мощные потолочные балки из тёмного дуба, и деревянные панели стен, и древняя обивка — мне всё не терпелось разглядеть и потрогать.
— Я пришлю вам девочек, Ирина Борисовна, — извиняющимся голосом проговорила в дверях Нина Павловна. — Девочки помогут вам все вымести и прибрать. Надо попросить Петровича, чтобы он сдвинул лишнюю мебель.
— Не беспокойтесь, Нина Павловна, — с довольным видом отвечала я, разглядывая резные бордюры под потолком. — Я справлюсь.
— Я вам ключи оставлю, чтобы вы закрывали двери на ночь, — озабоченно отвечала добрая женщина.
— Спасибо, спасибо… — едва сдерживая нетерпение, благодарила я.
— Да, и вот ещё что, — она все никак не уходила. — У вас пока отопление не налажено, так что первое время придётся греться от камина. Петрович вам угля наносит.
Я в немом восторге. Боже мой, камин! И я представила себя сидящей у камина в одном из этих огромных кресел, читающей при свете свечей. Господи, блаженство-то какое! Надо ли говорить, как враз я пересмотрела свои ожидания на ближайшие три года. Моему возбужденному сознанию представилось, как я рассказываю через несколько лет о своей необыкновенной практике в рузацком интернате. Как хорошо, что я догадалась взять с собой фотоаппарат!
Итак, Нина Павловна, как говорила, прислала девочек, и мы взялись за уборку. Усилиями старших воспитанниц, пожилого истопника Петровича и моими личными стараниями мы сумели расчистить для меня жилое место — просто нашли более или менее свободный клочок пространства поближе к окну, отодвинули пару шкафов, расставили кресла, стол и разгородили камин. Так получилась для меня отдельная комната.
— Нельзя ли что-нибудь на пол постелить? — спросила я, чувствуя, как от мраморных плит пола тянет холодом.
Я не ожидала, что мне позволят воспользоваться одним из ковров, что пылились в углу! Даже на мой несведущий взгляд, это были явно коллекционные вещи, лишь по недосмотру сваленные в кучу! И вот моя импровизированная комната украсилась тяжёлым персидским ковром с благородно выцветшими красками.
Пока длилось обустройство моего угла, я познакомилась с девочками и удивилась: насколько же они отличаются от крикливой, наглой и распущенной современной молодёжи! Эти были воспитаны, тихи, послушны. Возможно, этому причиной уединённый образ жизни, удалённость от цивилизации, отсутствие телевидения и устоявшийся педагогический коллектив. Девочки тоже поглядывали на меня с робким интересом, и я вдруг поняла, как мне повезло с практикой. Всё мне представилось теперь в ином свете — и этот пыльный, скучный Рузак, и молчаливые его жители, не подверженные суете современных городов. И эта облупившаяся, но ещё очень крепкая старина, и эти величественно-пустынные болота, полные какого-то мрачного очарования.
В тот же день, после вполне сносного обеда, я обнаружила большую библиотеку, полную поистине раритетных изданий — в хорошей натуральной коже с тиснением и старинными ятями, непонятной латынью и греческим. Большая, не по количеству учеников, столовая с высоченными, под пять-семь метров, потолками, походила на трапезную какого-нибудь монастыря — побелённые массивные своды, глубоко утопленные в стенах решётчатые окна, длинные дубовые столы, высокие резные кресла — все здесь было из безвозвратно ушедшего прошлого, из неторопливого, степенного быта старого дворянства.
Нина Павловна извинялась, что не сумела получше устроить меня, и обещала, что с приездом директрисы все утрясётся. Но мне вдруг стало интересно — большая комната, тесно заставленная старой мебелью, неожиданно понравилась мне. Все эти запахи старины, эти добротные творения отшедшего в прошлое мастерства — они вызвали во мне необыкновенное волнение. Мне уже не терпелось остаться одной и все рассмотреть. Я заметила в углу свернутые в толстый рулон не то ковры, не то старинные гобелены, и уже предвкушала, как я тут замечательно устроюсь. Уже и сам бедный быт этого удивительного места мне не казался более убогим. И эти мощные потолочные балки из тёмного дуба, и деревянные панели стен, и древняя обивка — мне всё не терпелось разглядеть и потрогать.
— Я пришлю вам девочек, Ирина Борисовна, — извиняющимся голосом проговорила в дверях Нина Павловна. — Девочки помогут вам все вымести и прибрать. Надо попросить Петровича, чтобы он сдвинул лишнюю мебель.
— Не беспокойтесь, Нина Павловна, — с довольным видом отвечала я, разглядывая резные бордюры под потолком. — Я справлюсь.
— Я вам ключи оставлю, чтобы вы закрывали двери на ночь, — озабоченно отвечала добрая женщина.
— Спасибо, спасибо… — едва сдерживая нетерпение, благодарила я.
— Да, и вот ещё что, — она все никак не уходила. — У вас пока отопление не налажено, так что первое время придётся греться от камина. Петрович вам угля наносит.
Я в немом восторге. Боже мой, камин! И я представила себя сидящей у камина в одном из этих огромных кресел, читающей при свете свечей. Господи, блаженство-то какое! Надо ли говорить, как враз я пересмотрела свои ожидания на ближайшие три года. Моему возбужденному сознанию представилось, как я рассказываю через несколько лет о своей необыкновенной практике в рузацком интернате. Как хорошо, что я догадалась взять с собой фотоаппарат!
Итак, Нина Павловна, как говорила, прислала девочек, и мы взялись за уборку. Усилиями старших воспитанниц, пожилого истопника Петровича и моими личными стараниями мы сумели расчистить для меня жилое место — просто нашли более или менее свободный клочок пространства поближе к окну, отодвинули пару шкафов, расставили кресла, стол и разгородили камин. Так получилась для меня отдельная комната.
— Нельзя ли что-нибудь на пол постелить? — спросила я, чувствуя, как от мраморных плит пола тянет холодом.
Я не ожидала, что мне позволят воспользоваться одним из ковров, что пылились в углу! Даже на мой несведущий взгляд, это были явно коллекционные вещи, лишь по недосмотру сваленные в кучу! И вот моя импровизированная комната украсилась тяжёлым персидским ковром с благородно выцветшими красками.
Пока длилось обустройство моего угла, я познакомилась с девочками и удивилась: насколько же они отличаются от крикливой, наглой и распущенной современной молодёжи! Эти были воспитаны, тихи, послушны. Возможно, этому причиной уединённый образ жизни, удалённость от цивилизации, отсутствие телевидения и устоявшийся педагогический коллектив. Девочки тоже поглядывали на меня с робким интересом, и я вдруг поняла, как мне повезло с практикой. Всё мне представилось теперь в ином свете — и этот пыльный, скучный Рузак, и молчаливые его жители, не подверженные суете современных городов. И эта облупившаяся, но ещё очень крепкая старина, и эти величественно-пустынные болота, полные какого-то мрачного очарования.
В тот же день, после вполне сносного обеда, я обнаружила большую библиотеку, полную поистине раритетных изданий — в хорошей натуральной коже с тиснением и старинными ятями, непонятной латынью и греческим. Большая, не по количеству учеников, столовая с высоченными, под пять-семь метров, потолками, походила на трапезную какого-нибудь монастыря — побелённые массивные своды, глубоко утопленные в стенах решётчатые окна, длинные дубовые столы, высокие резные кресла — все здесь было из безвозвратно ушедшего прошлого, из неторопливого, степенного быта старого дворянства.
Страница
3 из 19
3 из 19
