Сострадание

Голос его был как гром и нечестивец втянул голову в плечи, так что в полутьме рюкзак за его плечами стал выглядеть как большая хнычущая голова.

— Я твой судия, слышишь, мерзавец? Ты будешь жестоко наказан! Быстро прекратил хныкать, позорник! Опускаться до слез… Ну да, ты же нечестивец, никакого понимания Приличий. Встань и иди, и подставляй морду под плевки! Живо, я, твой судия, повелеваю тебе!

Но нечестивец, мокрый и черный от грязи, развернулся и пополз боком, отталкиваясь тремя конечностями, к калитке. Рюкзак нелепо тащился по земле. Он напоминал улитку, которая по непонятным причинам решила передвигаться боком.

— Не могу идти, нога… Нога больно… Не могу идти… Нога больно… — канючил он сквозь рыдания, — хоть убейте… нога больно… не могу идти… доктора хочу… я имею право … доктора если нога болит, таков Закон… доктора хочу…

— Встать! Мразь, встать! — орал Байзер. Лицо у него было багровое, яростное, жилы на шее надулись. Он ехал по пятам за ползущим нечестивцем и продолжал орать:

— Встать, я приказываю!

Но нечестивец продолжал ползти и скулил:

— Нога больно… доктора хочу…

Как-то боком он вполз в калитку, и она захлопнулась прямо перед лицом у Байзера.

Он замолчал и некоторое время неподвижно смотрел на калитку, которая была буквально в паре ладоней от него. Великое Равновесие, ну что он там рассматривал так долго, там же ничего не было?

Было слышно, как нечестивец со стенаниями заполз в дом.

Хлынул сильный дождь, почти ливень.

Стемнело. Автоматы на машинах один за другим стали включать фары. Яркое желтое пятно осветило калитку нечестивца. Это включились фары Байзеровой машины. Темный силуэт байзеровой спины посреди желтого пятна на калитке нечестивца выглядел ужасно несуразно. Так же как все происшедшее.

Мы стяли и мерзли, не решаясь спросить, что же нам делать, и можно ли ехать домой. Наконец Байзер повернулся. Давно я не видел такого растерянного лица, тем более у Байзера. С опущенными глазами он проехал мимо. Машина у него была грязная, да и на одежде были следы грязи. Мы молча смотрели ему вслед. Наконец он остановился и повернул голову.

— Ну что стоите? Плюйте ему на калитку, раз такое дело, и по домам. А я доложу куда нужно, пусть принимают меры.

Медленно, в молчании, мы проезжали мимо калитки нечестивца и плевали в нее, а осенний ливень тут же смывал наши плевки куда-то к нам под колеса. Мы уезжали домой, не сказав друг другу ни слова поддержки, ни слова ободрения, как будто мы не одна деревня, не один сплоченный и решительный народ. Произошло что-то из ряда вон выходящее, это чувствовал каждый.

Нечестивец выпустил в мир столько зла, что Страдание вернулось. Вернулось во всей мощи. Уже когда Аепрерна наехала на тварь, грудь мою стиснуло от боли. А когда нечестивец заговорил, мне пришлось схватиться рукой за сердце. Так я и продержал ее там, пока Байзер не велел оплевывать калитку. Не знаю, заметили это остальные или нет, и что подумали, если заметили.

Ночью спал плохо, Страдание душило меня. Ветер образовал в облаках разрывы, и через них едва пробивался печальный лунный свет. Приходилось предельно концентрироваться, чтобы позорные слезы не полились из глаз. Я подкатывал к приоткрытой форточке, чтобы прохладный воздух хоть немного бодрил меня. Только к утру я забылся тревожным, неглубоким сном, который практически не принес облегчения.

Ночью за нечестивцем приехал Надзор и забрал его. Не было его больше месяца, так что мы были предоставлены сами себе.

Страдание не давало мне нормально жить. Как вода в ручье переливает через запруду, так и мысли мои, как их не сдерживай, возвращались к нечестивцу. Что с ним, чем он занимается? Да, такие вот подлые мысли.

Я знал, в принципе, что занимается он тем же, чем и вся нечисть. По ночам, когда все люди за исключением стражей, судей и повинных спят, они создают ночное освещение. На специальных площадках, окруженных аккуратными решеточками, их подключают через наручники с проводами к фонарикам. Нечестивцы берут в руки мелки, в которые внедрены специальные реагенты. Эти реагенты вступают в химико-физическое взаимодействие с кровью нечестивцев, и по проводам бежит ток, который зажигает фонарик. Считается, что это очень остроумное техническое решение, я даже делал по нему доклад в школе. Но я так и не понял, почему оно такое эффективное — ведь нечестивцев нужно кормить, тратиться на одежду, а обыкновенные химические батареи нужно бы было только заправлять реагентами. К сожалению, подробной информации по этому вопросу я так и не нашел, в библиотеках ее не оказалось.

Реагенты в мелках ядовиты и постепенно убивают нечестивцев. Но сочувствовать им и даже просто обращать на них внимание незачем, так велит Великое Равновесие. Более того, явлена Великая Милость. Чтобы нечестивцам некогда было себя жалеть, они всю ночь рисуют мелками картины на добродетельные темы.