Беличий замок

Владимир с раздражением велел ему замолчать, поскольку разумные реплики младенца несколько подрывали его авторитет, после чего все вдруг заголосили и сообща решили оставить тело на месте, а смотрителю вызвать полицию из замка.

— Хорошо, — покорно согласился человек в шляпе. — Но, господарики, прогулку придётся свернуть.

— Да какая уж тут прогулка, — махнул рукой Вовчик. — Никакого настроения нет, сплошной кошмар.

Он плаксиво прогундел что-то ещё насчёт Египта, старательно отворачиваясь от дикого зрелища. Людочка же, напротив, жадно обозревала и безжизненное тело, и старика, чьи реакции не слишком соответствовали убиенному горем супругу.

В коляску к старику Людочка Васю не отпустила. Покричав и помолотив руками, она добилась того, чтобы её подсадили к Вовчику, а Васе отдали её лошадь.

— Люсь, тебя деревья не щупали? — спросил мальчик, едва их лошади поравнялись.

— Вот чё ты несёшь? — скривился Вовчик, а сестра задумалась.

— Один раз показалось, — сказала она. — На берегу, вроде. Вова, помнишь, на нас вдруг ветка рябины опустилась, а потом обратно поднялась?

— Люсь, ну чё ты несёшь? — повторил парень, и Людочка махнула рукой.

Неуклюже болтаясь в седле, Вася, тем не менее, чувствовал себя лучше, чем со злобным дедком в одной повозке. А вдруг именно дед был виновен в смерти жены? Почему он не плачет, не переживает, только злобно на всех смотрит исподлобья? А поганка тоже как-то к этому причастен. Тоже, как и пенсионер, не охает, не суетится, словно следует какому-то плану. Швыряет белкам шишки, будто все белки тут у него дрессированные. В том, что дохлая белка была та самая — та, что подхватила подброшенную шишку — мальчик не сомневался. Если бы ещё мёртвая женщина не стояла навязчиво перед глазами, было бы вполне сносно. От болтанки или от воспоминания о жуткой картине, Васю стошнило. Пытаясь не запачкать животное, мальчишка перегнулся в поясе, но не удержался — бухнулся по правую сторону от дороги.

Ему почудилось, что сильные надёжные руки подхватили его, уложив, как в гамак, повертели в воздухе, словно рассматривая неловкого растяпу со всех сторон, а затем, рассмотрев, грохнули-таки оземь.

— Докрутился, поганец, — сипло, с нескрываемым злорадством, прокомментировал старик, выползая из пролётки и склоняясь над парнем. Из верхнего кармана куртки его прямо на Васю вывалились три золотые монеты. И Владимир, и господин в твидовом костюме, ехавшие впереди и обернувшиеся на звук падения, мгновенно поймали взглядом эти грязноватые кругляши с мятыми неровными краями. Старик суетливо, с жадным блеском в глазах выцепил монетки с Васиной головы, выдрав попутно изрядный клок волос.

Васю подняли, помогли отчиститься и усадили, несмотря на бурные протесты, к старику. Нахолившись, мальчик вжался в скамью и принялся гадать, кто же крутил его в воздухе и ловил в невидимые сети.

Прямо перед коляской синхронно вышагивали лошадки толстухи и важного господина.

— Вы такой представительный, — донёсся до мальчика вкрадчивый голос пышки, — такой обаятельный. Вас, простите, как величают?

Представительный и обаятельный гражданин не удостоил даму ответа. Он пришпорил лошадь и, опередив всех, возглавил процесию.

В ожидании следователей Вовчик разбухтелся окончательно, припоминая несостоявшиеся дайвинг, жаркое солнце и спелые фрукты. Даже Людочкины поцелуи не могли остановить его нытьё. Васе стало противно — он вышел в гостиную, уселся в широком кресле прямо под рогами гигантского, судя по рогам, оленя. Сидеть было уютно и умиротворяюще. Все невзгоды вдруг оказались далеко-далеко: и гадкий Тёмыч, сшибающий со всех во дворе десятки и полтинники, и ненавистная математичка с раскрытием скобочек и процентами, и вечно ссорящиеся родители, не способные остановиться в выяснении отношений даже после развода. Хорошо было так, что и смерть, с чьим ликом Вася впервые столкнулся столь близко, не могла сбить его с тёплой волны покоя.

— Нравится тебе здесь?

От голоса, прозвучавшего резко и неожиданно, Вася вздрогнул. Затем вздрогнул вновь, заметив, как к крохотному окошку под самым потолком прильнули, сплющив носы, две белки. Плоские мордочки зверьков выглядели ничуть не забавно, от зловещей их насторожённости хотелось почесаться и покрутить шеей.

Вася почесал макушку и сипло проговорил:

— Ну да.

— «Ну да» — это значит «нравится», — перевёл сам себе смотритель и тоже почесал голову через шляпу.

— Нравится, — подтвердил мальчик. — Только деревья здесь…

— Что — деревья?

— Какие-то не такие.

— Что же с ними?

— Не знаю, — Вася замкнулся, замолчал. Разговаривать с этим странным человеком не хотелось.

Смотритель шевельнул тонкой бровкой — бог весть, что означало это шевеление. Потом сказал:

— А ты знаешь, что у растений по отдельности нет разума, а все вместе они разумны?