Тайный лик ночи

Так само собой получилось, что молодые люди направились в обратный путь, чего они, казалось, совсем не заметили. Екатерина, так звали спутницу Эдуарда, довольно быстро прониклась безмятежным доверием к молодому человеку, что стало совершенно ясно по тому, как она смело взяла его под руку. Эдуард поначалу несколько оробел, ощущая боком теплоту упругого девичьего тела, и теплота эта, не важно, её ли или его, со временем только усиливалась. Вообще, как с восхищением отметил юноша, Екатерина вела себя достаточно открыто и непринужденно, но при этом достойно, не опускаясь до примитивного кокетства и не позволяя себе глупой недоговоренности, которой отличались некоторые девушки группы, в которой он учился. И Эдуард как ребёнок радовался при мысли, что ему, возможно, удалось найти человека, который в полной мере сможет разделить его интересы и образ жизни и которому он мог бы открыть свою душу. Но при этом долгие взгляды с оттенком бесцеремонности, которыми Екатерина словно бы оценивала своего спутника, были уж слишком откровенными и тяжёлыми. Это заставляло Эдуарда тревожно размышлять о неких скрытых намерениях этой таинственной красавицы.

За неспешным разговором они успели пройти несколько кварталов и сейчас направлялись к зданию театра. Екатерина попросила рассказать о вчерашнем убийстве, небрежно добавив при этом, что ей хотелось бы знать, чего ей следует опасаться во время ночных прогулок. Эдуард с готовностью выполнил её просьбу и поведал ровно столько, сколько знал сам, то есть всё в самых общих чертах. Однако его красочная и содержательная манера рассказывать явно заинтересовала девушку. Она слушала с неподдельным интересом.

Тем временем его самого тяготили сотни вопросов. Ему казалось, что по прошествии времени что-то в облике его новой знакомой изменилось, что-то едва уловимое, что ранее повергло его в трепет… Теперь же оно исчезло, оставив после себя туманную дымку и навязчивые домыслы. Потом он понял, в чём дело и сердце его при этом дрогнуло в предчувствии какой-то сокровенной тайны. Лицо Екатерины, ранее такое безупречно белое и словно фосфоресцирующее, теперь словно поблёкло. Лёгкая бледность все же сохранилась, но, насколько Эдуард мог судить в неверном уличном освещении, кожа девушки приобрела нежный матовый оттенок. Вполне возможно, при свете дня он смог бы увидеть румянец на её щеках. Вдобавок к этому, сами черты лица Екатерины выражали какую-то особенную полусонную леность: уголки губ будто сами собой растягивались в полуулыбке, глаза затуманены и слегка прикрыты, речь нетороплива и легка. Она вела себя словно сытая, жаждущая ласки кошка и юноша несколько терялся, не зная, радоваться этому или нет.

Они миновали театр и вскоре вышли к скверу, окруженному почтовым отделением, гостиницей, областной библиотекой и старинным трехэтажным зданием, в котором размещалось юридическое агентство. Здесь они замедлили шаг. Рассказ Эдуарда как раз подходил к концу. В завершении он поделился со своей спутницей своими волнующими, леденящими кровь ощущениями, которые он испытал, побывав на месте преступления.

— Да, жутко, — прошептала Екатерина и теснее прижалась к молодому человеку. — Хочешь, я тоже расскажу тебе страшную историю?

— Только, если она будет такой же правдивой, — улыбнулся Эдуард.

— Несомненно.

Они направились напрямик через сквер. По правую руку от них, поверх высоких подстриженных кустарников виднелось темное и массивное здание суда, выделявшееся на фоне ночного неба своими острыми шероховатыми очертаниями.

— Запомни, пожалуйста, это здание, — задумчивым и немного грустным тоном произнесла Екатерина, — потому как мой рассказ непосредственно связан с этим домом… бывшей женской гимназией…

Девушка опустила голову, собираясь с мыслями, и невольно поёжилась как от холода. Эдуард приобнял её за плечи, мимолетно ощутил легкую дрожь. Жар её тела нарастал.

Прижавшись друг к другу, под покровом темноты они неспешно спускались к набережной. Как только упомянутая каменная громада исчезла из поля их зрения, Екатерина начала своё повествование.

_____

Случилось это в 1911 году. Но прежде пролог этой истории ради соблюдения хронологии обязывает вернуться на несколько лет назад. Именно тогда, в сентябре 1907-го, женская гимназия принимала своих новых воспитанниц.

Обустроенные со всеми новшествами того времени уютные классы, еще не успевшие пропахнуть книжными переплётами, распахнули свои двери для шести сотен девиц, желавших постигать науки, а также уроки благородных манер. В числе учебных предметов девушки должны были осваивать чистописание, арифметику, географию, закон Божий, пение, гимнастику и танцы, а также французский и немецкий языки. Преподавательский состав гимназии был подобран с особой тщательностью и профессионализмом. Так, многим импонировал тот факт, что преподавателем французского являлась племянница Достоевского.