В школе-госпитале для девочек города Предел содержаться подростки, чья социальная опасность доказана и не вызывает сомнений. Они определены сюда по решению суда за совершение особо тяжких преступлений. В основном — детоубийцы и те, кто избавился от своих родителей, учителей или одноклассников…
Добавить в моё избранное
56 мин, 51 сек 4873
Длинное двухэтажное здание с зарешеченными окнами окружено высоким забором. Во дворе девочки в одинаковых платьях цвета кофе с молоком обихаживают клумбы или сидят на скамейках. Эти девочки такие медлительные, будто спящие. Бледные, неловкие, угловатые, похожие на диковинных насекомых.
Дверца полицейской машины открылись, Рут провели через двор к зданию школы. Двое полицейских держали ее за плечи, хотя Рут и так ничего не могла бы сделать — ее руки были скованы наручниками за спиной. Она старалась не показывать любопытства, не смотреть по сторонам. Впрочем, появление Рут ни у кого не вызвало удивления. Ведь всех учениц привозили сюда в наручниках.
На мраморный пол падали густо-серые тени решеток. Плиты выложены узором из равносторонних крестов, потому у Рут возникла стойкая ассоциация с кладбищем. Когда-то под такими крестами хоронили рыцарей — под полом соборов и монастырей.
Запах лекарств смешан с запахом цветов. Впрочем, может быть это вовсе не ароматы пыльцы и нектара, а всего лишь удачно подобранная парфюмерная композиция. Она успокаивает, расслабляет. Усыпляет, заставляет не думать.
Здесь были определенные правила, как и везде. Это Рут усвоила уже давно. Здешние правила, распорядок дня и расписание уроков вывешены на специальном стенде.
В школе-госпитале нельзя ходить в городской одежде. Да где ее взять — городскую одежду? На обуви не должно быть шнурков, на платье пояса. Даже волосы нельзя завязывать лентами. Впрочем, почти у всех девочек волосы оказались острижены очень коротко — чтобы срезать окрашенные кончики. Волосы и ногти красить запрещается. Как Рут узнала позже, вовсе не из эстетических соображений. Просто в школе содержались две девочки, которые приловчились готовить диокись ацетона — инициирующее взрывчатое вещество — из жидкости для снятия лака и средства для обесцвечивания волос. Рут всегда знала, что отличниц лучше не обижать. Она слышала по телевизору про школу, где учились раньше эти девочки. Восемь человек погибло, около сорока получили тяжелые ранения.
Рут казалось, что она не совершила ничего плохого. Во всяком случае, ничего настолько плохого. Но воспитательница мисс Моника пыталась ее разубедить. Зачем? Она хочет, чтобы Рут страдала? Чтобы ее мучила совесть?
Мисс Моника сообщила, что будет куратором Рут. Она отвечает за то, чтобы девочка осознала всю тяжесть своего преступления. В кабинете воспитательницы стены белые, а хромированные элементы мебели имеют неуловимое сходство с медицинскими инструментами.
— Никто не может отнимать жизнь. Свою или чужую. — Мягко поясняет мисс Моника. Ее лицо, явно неоднократно подправленное пластическими хирургами, лишено выражения. Но что-то в движениях дает понять, что воспитательница уже не молода. Может быть, она вообще старуха, приблизившаяся к своему пределу, и на самом деле давно устала жить. — Только у государства есть это право. Для общего блага. То, что ты сделала ужасно, и этому нет оправдания. Ты должна измениться.
Измениться… Он тоже так говорил. Повторял, что они, его подопечные — прихожане Церкви Пророка Брэма Стокера — должны измениться. Стать другими. Тогда Рут в самом деле хотела претерпеть трансформацию, стать особенной, похожей на вампиров — этих прекрасных вымышленных существ.
Мечты прекрасны потому, что далеки. Теперь, когда от города ее отделяла непреступная стена, Рут мечтала оказаться там. На узких темных улочках. В сплетении аллей. Она вспоминала, как кралась когда-то в тени домов и деревьев, скользила сквозь ночь, мечтая слиться с темнотой. Так же, как все прихожане Церкви Пророка Брэма Стокера.
Все путалось. Мечты и воспоминания. Сны и реальность.
Девочек селили по двое, чтобы они присматривали друг за другом. Если соседке удастся покончить с собой или как-либо еще нарушить правила — неделя в изоляторе. Девочка, к которой подселили Рут, едва ли была способна сделать что-нибудь против правил. Но Рут все равно приглядывалась к ней. На всякий случай.
Соседку звали Лиза. У нее были довольно длинные волосы — значит, она тут давно. И, похоже, она уже изменилась. Лиза оказалась молчаливой, медлительной и, кажется, немного не в себе. Она никогда не заводила разговор первой, а на все вопросы Рут отвечала односложно и улыбалась при этом жуткой подчеркнуто миролюбивой улыбкой. Но у нее была одна положительная черта — она никогда не давала советы.
В первую ночь Рут не могла уснуть. Несколько раз дремота сменялась мучительным бодрствованием, потом девочке казалось, что она засыпает, но внезапно сознание снова становилось абсолютно ясным. Она поднялась, села на кровати. Странный голубоватый свет, густой, как молочный кисель, вливался в окно. Было холодно. Рут поднялась. Бетонный пол обжигал холодом, но Рут не стала надевать тапочки.
Кажется, за окном нет ничего — только густой туман. Рут помнила, как Проповедник рассказывал, будто Предел скатывается в черную дыру.
Дверца полицейской машины открылись, Рут провели через двор к зданию школы. Двое полицейских держали ее за плечи, хотя Рут и так ничего не могла бы сделать — ее руки были скованы наручниками за спиной. Она старалась не показывать любопытства, не смотреть по сторонам. Впрочем, появление Рут ни у кого не вызвало удивления. Ведь всех учениц привозили сюда в наручниках.
На мраморный пол падали густо-серые тени решеток. Плиты выложены узором из равносторонних крестов, потому у Рут возникла стойкая ассоциация с кладбищем. Когда-то под такими крестами хоронили рыцарей — под полом соборов и монастырей.
Запах лекарств смешан с запахом цветов. Впрочем, может быть это вовсе не ароматы пыльцы и нектара, а всего лишь удачно подобранная парфюмерная композиция. Она успокаивает, расслабляет. Усыпляет, заставляет не думать.
Здесь были определенные правила, как и везде. Это Рут усвоила уже давно. Здешние правила, распорядок дня и расписание уроков вывешены на специальном стенде.
В школе-госпитале нельзя ходить в городской одежде. Да где ее взять — городскую одежду? На обуви не должно быть шнурков, на платье пояса. Даже волосы нельзя завязывать лентами. Впрочем, почти у всех девочек волосы оказались острижены очень коротко — чтобы срезать окрашенные кончики. Волосы и ногти красить запрещается. Как Рут узнала позже, вовсе не из эстетических соображений. Просто в школе содержались две девочки, которые приловчились готовить диокись ацетона — инициирующее взрывчатое вещество — из жидкости для снятия лака и средства для обесцвечивания волос. Рут всегда знала, что отличниц лучше не обижать. Она слышала по телевизору про школу, где учились раньше эти девочки. Восемь человек погибло, около сорока получили тяжелые ранения.
Рут казалось, что она не совершила ничего плохого. Во всяком случае, ничего настолько плохого. Но воспитательница мисс Моника пыталась ее разубедить. Зачем? Она хочет, чтобы Рут страдала? Чтобы ее мучила совесть?
Мисс Моника сообщила, что будет куратором Рут. Она отвечает за то, чтобы девочка осознала всю тяжесть своего преступления. В кабинете воспитательницы стены белые, а хромированные элементы мебели имеют неуловимое сходство с медицинскими инструментами.
— Никто не может отнимать жизнь. Свою или чужую. — Мягко поясняет мисс Моника. Ее лицо, явно неоднократно подправленное пластическими хирургами, лишено выражения. Но что-то в движениях дает понять, что воспитательница уже не молода. Может быть, она вообще старуха, приблизившаяся к своему пределу, и на самом деле давно устала жить. — Только у государства есть это право. Для общего блага. То, что ты сделала ужасно, и этому нет оправдания. Ты должна измениться.
Измениться… Он тоже так говорил. Повторял, что они, его подопечные — прихожане Церкви Пророка Брэма Стокера — должны измениться. Стать другими. Тогда Рут в самом деле хотела претерпеть трансформацию, стать особенной, похожей на вампиров — этих прекрасных вымышленных существ.
Мечты прекрасны потому, что далеки. Теперь, когда от города ее отделяла непреступная стена, Рут мечтала оказаться там. На узких темных улочках. В сплетении аллей. Она вспоминала, как кралась когда-то в тени домов и деревьев, скользила сквозь ночь, мечтая слиться с темнотой. Так же, как все прихожане Церкви Пророка Брэма Стокера.
Все путалось. Мечты и воспоминания. Сны и реальность.
Девочек селили по двое, чтобы они присматривали друг за другом. Если соседке удастся покончить с собой или как-либо еще нарушить правила — неделя в изоляторе. Девочка, к которой подселили Рут, едва ли была способна сделать что-нибудь против правил. Но Рут все равно приглядывалась к ней. На всякий случай.
Соседку звали Лиза. У нее были довольно длинные волосы — значит, она тут давно. И, похоже, она уже изменилась. Лиза оказалась молчаливой, медлительной и, кажется, немного не в себе. Она никогда не заводила разговор первой, а на все вопросы Рут отвечала односложно и улыбалась при этом жуткой подчеркнуто миролюбивой улыбкой. Но у нее была одна положительная черта — она никогда не давала советы.
В первую ночь Рут не могла уснуть. Несколько раз дремота сменялась мучительным бодрствованием, потом девочке казалось, что она засыпает, но внезапно сознание снова становилось абсолютно ясным. Она поднялась, села на кровати. Странный голубоватый свет, густой, как молочный кисель, вливался в окно. Было холодно. Рут поднялась. Бетонный пол обжигал холодом, но Рут не стала надевать тапочки.
Кажется, за окном нет ничего — только густой туман. Рут помнила, как Проповедник рассказывал, будто Предел скатывается в черную дыру.
Страница
1 из 17
1 из 17
