Некрофобия

На следующий день медсестра усадила его в кресло — каталку, и минуту спустя он оказался в небольшом саду больницы. Антон, разглядывая выкрученные почти горизонтальные ветви — стволы старых яблонь, отметил про себя, что это какая-то другая больница, во всяком случае, не тот ночной парк, по которому он бежал, не разбирая дороги. Во всяком случае, сад очень отличался от того… и деревья не те…

Он сидел в кресле и жмурился от солнца. Глядел перед собой, на убегающую на холм песчаную дорожку. Он слегка пошевелил пальцами правой раненной руки. Кончики пальцев дрогнули, и ему показалось, что он ощутил тепло, которое медленно растеклось по ладони.

Он увидел, как перед ним неторопливо из колеблющегося марева на холме появился женский силуэт. Женщина медленно приближалась. Ближе и ближе, пока он не различил ее черты — Майя.

Они устроились в густой тени отцветшего куста жасмина. Молчали.

Майя заговорила нерешительно и тихо:

— Антон, прости меня! Понимаешь, мне все время кажется, что я предала тебя! Да, предала! Ведь ты думал, что я смогу тебя защитить, а я … испугалась, просто испугалась за себя, за свою карьеру… Господи! Как я проклинаю себя, ту, которой я была в тот вечер! Но я и не могла представить, что Валера,. что Винчевский — преступник! Понимаешь?

Она дотронулась до его пальцев.

Антон молчал, не убирая рук и так же глядя на марево на холме, словно снова ждал кого-то. Потом заговорил:

— Брат был на год меня старше. Мы были с ним похожи и не похожи одновременно. При внешнем сходстве, окружающие не угадывали в нас братьев. Он был старше, сильнее, красивее. Он был отчаянным мальчишкой, азартным и безудержным в своих играх. Я не любил с ним играть. Его игры всегда были какие-то рискованные и часто злые. Во всяком случае, мне так казалось… Мне казалось, что я лучше, потому что добрее,… может быть потому что я восхищался им, а он мной -никогда,… не помню…

Однажды мы играли: несколько мальчишек разделились на команды, и одна выслеживал другую. Мы с ним оказались в разных командах. Мы бегали, прятались и крались, выслеживая друг друга на какой-то стройке. До сих пор помню ровный бетонный пол первого этажа и недостроенные стены… Пробегая мимо какого-то люка, я услышал его голос. Брат окликал меня по имени и просил вытащить его оттуда. Он был здорово испуган и кричал, что какой-то мужик гоняется за ним по подвалу. Он был так напуган, что его страх передался и мне. Трясясь, я схватил его протянутую руку и потащил наверх. Но он был такой тяжелый, а руки мокрые от пота и скользкие… В какой-то момент я потерял равновесие и почти упал в проем люка следом за ним! Казалось, я вот-вот опрокинусь в черную тьму подвала, силы мои иссякали, тело уже невозможно было удержать и… я разжал пальцы… Он упал,… из темноты не послышалось ни звука, даже шума падения я не услышал… потом я бежал, кричал, падал, снова бежал… Когда сбежались все, я бился в истерике, плакал, и все кричал, что я не знаю, где он… Прощенья нет. Страх прошел, а прощенья нет.

Майя сидела, глядя на него расширенными глазами и зажав ладонью рот. Где-то далеко громыхнул гром. Мимо них заспешили больные, подгоняемые пыльной поземкой. Воздух дрогнул под напором свежего ветра.

— Пойдем, Майя, пойдем…

После выписки из больницы Антон уехал, точнее его перевезли на крохотную дачу. Он снял ее в поселке на краю березового леса и жил там один. Майя приезжала к нему часто. Они разговаривали, точнее она, хлопоча вечерами по хозяйству, рассказывала, говорила. Антон больше молчал и краснел, когда, сидя за чаем, она вдруг замолкала, глядя на него. Минуту спустя, она улыбалась виновато и снова что-нибудь рассказывала. Потом быстро собиралась и уезжала последней электричкой.

Антон сидел, прижавшись спиной к прохладной стене дома. Жара изнуряющего лета спала, пощадив вечерние часы и обещая спокойную ночь, а может даже и спокойный сон. Перед его глазами растопырил ветви куст смородины. Верхние листья отливали синим, глубокие зеленые тени внизу исчезали в черноте у самой земли. Старая черешня, обреченная на вырубку по осени, стояла не шелохнувшись. Только один лист вяло шевельнулся на безветрии, как снулая рыба. Вечер в томлении грозы. Теней нет, и оттого деревья, кусты, ближние дома нереальны, зыбки.

— Сегодня приедет Майя, — подумал Антон, — но мне нечего сказать ей.