Добавить в моё избранное
55 мин, 40 сек 1568
Видавший виды аудио проигрыватель, торчавший из приборной доски, был настроен на радио волну и сквозь прыгающие ритмы был слышен король.
На каждой кочке машина слегка подпрыгивала, и было слышно, как в кузове что-то громыхает и звякает.
Слева показалась средняя школа Маунфорта. Эти летом, на выделенные деньги городским советом, которые так рьяно добивалась администрация школы, она была перекрашена. Внутренние стены красили ученики школы собранные по средствам добровольных начал и обеспечения их бесплатным завтраком и обедом.
Прямо сейчас в залитых полуденным солнцем и покрашенных классах (кое-где еще можно было уловить застоявшийся запах краски), ученики сидящие на уроках математики, географии… тайком, чтоб не заметила учительница, и с чувством нетерпения поглядывают на стрелки часов, которые так предательски медленно движутся, не забывая при этом симулировать сосредоточенность на своих лицах, отсчитывая каждую минуту до конца урока. В такие моменты, кажется, что все стрелки часов на свете, во время скучной учебы движутся медленнее, заменяя минуты на часы, особенно когда кажется, что солнце так приветливо улыбается и как бы манит пойти погулять.
Впереди по правой стороне, стал виден длинный пик церкви, грозно устремленный в небо, словно гигантская рапира в руках великана грозившегося проткнуть в небе черню дыру, сквозь которую будут видны звезды. Преподобного Селвэя приходского отца церкви, народ полюбил за его внятный мелодичный и в тоже время уверенный голос, которым он не говорил, а скорее воспевал, произнося любое слово, будь-то просто разговор или очередная месса. Он был высоким смуглым человеком, которому было за пятьдесят. На вытянутом лице (выражение, которого каждого повергало в сомнение относительно его настроения, оно всегда имело какой-то оттенок грусти и сдержанной веселости, так что сложно было сказать наверняка, шутит он или нет), были видны красные отметины лопнувших сосудов, и каждый житель Маунфорта догадывался, что отец Селвэй не пренебрегает выпивкой, но все закрывали на это глаза, по двум причинам: во-первых, никто ни разу не учуял от него дурного запаха, а во-вторых, если это не вредит его общему настрою во время проповеди, а даже помогает (в городе ходил слушок, что Селвэй иной раз не забывает залить за вороник перед проповедью, так что если вы остались довольны службой вовремя которой вам тут и там мерещились воспевающие ангелы, то отец Селвэй запустил дьявола не в свою душу, но в желудок точно или же вам стоит поубавить дневную норму спиртного), то ничего предрассудительного здесь нет — все мы грешны.
Как раз сейчас, когда черный фургончик проехал рядом с главным входом церкви, там с правой стороны церкви в пристрочке, окно которой выходило параллельно дороге, отце Селвэй попивал чай с виски и, придавался думам.
Слева промелькнуло здание, которое представляло трех этажную кирпичную коробку с вырезанными в ней окнами. На сторону дороги выходили окна службы жилищно-коммунальных услуг, рядышком окно, то, что с права принадлежало Джиму Мюррею местному адвокату, который после стольких лет («великолепной практики в Нью-Йорке», — любил повторять он, придаваясь ностальгии, но все видели наигранную фальшь, звучащую в его голосе и в его выражении лица, которой он пытался подбросить пыли в глаза), вернулся в городок. Что заставило его это сделать, никто не имел ни малейшего понятия. За окном, находившемся точно над окном юридической конторки Джима Роберт Дженкинс — начальник городской пожарной службы, забросив ноги на стол и сложив руки на приличном брюшке, которое после того как ему перевалило за тридцать, стало вываливаться за ремень, напоминая мешок для сбора пыли, разглядывал белый потолок. Городок был маленький всего 986 человек на крохотном островке жизни, поэтому не имело ни какого смысла выделять каждой организации по отдельному строению.
Дальше черный фургон свернул налево, и не спеша, двинулся под горку, оставив на перекрестке Миссис Тошли одну из старейших жительниц городка. Сейчас ее выражения лица могло вызывать только улыбку: нижняя челюсть слегка отпала, кривясь в правую сторону, от верхней, ровно на столько что бы разомкнув губы выставить на показ желтые прокуренные зубы — это выражение лица было самым последним из ее списка «неодобрительных». Оно выказывало искреннюю неприязнь и удивление космического масштаба. Как истинная католичка Миссис Тошли не могла упустить из виду такое богохульство, как-то, что было намалевано, на боку машины. С этой маской отвращения она проводила черный фургон, вплоть до того пока он не скрылся из виду.
Обогнув парк отдыха, фургон вырулил на парковку и остановился. Джонни Кеш смолк на половине слова. Секунду спустя, открылась дверь со стороны водительского сиденья, плавно отделившись от корпуса машины, теперь более не являя собой неотъемлемую часть монолита корпуса. Водитель легко выпрыгнул на асфальт парковочной площадки и, разминая застывшие кости, осмотрелся вокруг.
На каждой кочке машина слегка подпрыгивала, и было слышно, как в кузове что-то громыхает и звякает.
Слева показалась средняя школа Маунфорта. Эти летом, на выделенные деньги городским советом, которые так рьяно добивалась администрация школы, она была перекрашена. Внутренние стены красили ученики школы собранные по средствам добровольных начал и обеспечения их бесплатным завтраком и обедом.
Прямо сейчас в залитых полуденным солнцем и покрашенных классах (кое-где еще можно было уловить застоявшийся запах краски), ученики сидящие на уроках математики, географии… тайком, чтоб не заметила учительница, и с чувством нетерпения поглядывают на стрелки часов, которые так предательски медленно движутся, не забывая при этом симулировать сосредоточенность на своих лицах, отсчитывая каждую минуту до конца урока. В такие моменты, кажется, что все стрелки часов на свете, во время скучной учебы движутся медленнее, заменяя минуты на часы, особенно когда кажется, что солнце так приветливо улыбается и как бы манит пойти погулять.
Впереди по правой стороне, стал виден длинный пик церкви, грозно устремленный в небо, словно гигантская рапира в руках великана грозившегося проткнуть в небе черню дыру, сквозь которую будут видны звезды. Преподобного Селвэя приходского отца церкви, народ полюбил за его внятный мелодичный и в тоже время уверенный голос, которым он не говорил, а скорее воспевал, произнося любое слово, будь-то просто разговор или очередная месса. Он был высоким смуглым человеком, которому было за пятьдесят. На вытянутом лице (выражение, которого каждого повергало в сомнение относительно его настроения, оно всегда имело какой-то оттенок грусти и сдержанной веселости, так что сложно было сказать наверняка, шутит он или нет), были видны красные отметины лопнувших сосудов, и каждый житель Маунфорта догадывался, что отец Селвэй не пренебрегает выпивкой, но все закрывали на это глаза, по двум причинам: во-первых, никто ни разу не учуял от него дурного запаха, а во-вторых, если это не вредит его общему настрою во время проповеди, а даже помогает (в городе ходил слушок, что Селвэй иной раз не забывает залить за вороник перед проповедью, так что если вы остались довольны службой вовремя которой вам тут и там мерещились воспевающие ангелы, то отец Селвэй запустил дьявола не в свою душу, но в желудок точно или же вам стоит поубавить дневную норму спиртного), то ничего предрассудительного здесь нет — все мы грешны.
Как раз сейчас, когда черный фургончик проехал рядом с главным входом церкви, там с правой стороны церкви в пристрочке, окно которой выходило параллельно дороге, отце Селвэй попивал чай с виски и, придавался думам.
Слева промелькнуло здание, которое представляло трех этажную кирпичную коробку с вырезанными в ней окнами. На сторону дороги выходили окна службы жилищно-коммунальных услуг, рядышком окно, то, что с права принадлежало Джиму Мюррею местному адвокату, который после стольких лет («великолепной практики в Нью-Йорке», — любил повторять он, придаваясь ностальгии, но все видели наигранную фальшь, звучащую в его голосе и в его выражении лица, которой он пытался подбросить пыли в глаза), вернулся в городок. Что заставило его это сделать, никто не имел ни малейшего понятия. За окном, находившемся точно над окном юридической конторки Джима Роберт Дженкинс — начальник городской пожарной службы, забросив ноги на стол и сложив руки на приличном брюшке, которое после того как ему перевалило за тридцать, стало вываливаться за ремень, напоминая мешок для сбора пыли, разглядывал белый потолок. Городок был маленький всего 986 человек на крохотном островке жизни, поэтому не имело ни какого смысла выделять каждой организации по отдельному строению.
Дальше черный фургон свернул налево, и не спеша, двинулся под горку, оставив на перекрестке Миссис Тошли одну из старейших жительниц городка. Сейчас ее выражения лица могло вызывать только улыбку: нижняя челюсть слегка отпала, кривясь в правую сторону, от верхней, ровно на столько что бы разомкнув губы выставить на показ желтые прокуренные зубы — это выражение лица было самым последним из ее списка «неодобрительных». Оно выказывало искреннюю неприязнь и удивление космического масштаба. Как истинная католичка Миссис Тошли не могла упустить из виду такое богохульство, как-то, что было намалевано, на боку машины. С этой маской отвращения она проводила черный фургон, вплоть до того пока он не скрылся из виду.
Обогнув парк отдыха, фургон вырулил на парковку и остановился. Джонни Кеш смолк на половине слова. Секунду спустя, открылась дверь со стороны водительского сиденья, плавно отделившись от корпуса машины, теперь более не являя собой неотъемлемую часть монолита корпуса. Водитель легко выпрыгнул на асфальт парковочной площадки и, разминая застывшие кости, осмотрелся вокруг.
Страница
3 из 17
3 из 17
