Иудаэль сидит на вершине Ада, наблюдая, как с небес падают грешники.
53 мин, 20 сек 5481
Иудаэль, сложив четыре крыла, устроился на выступе самой высокой горы.
Иудаэль любит забираться сюда: здесь не так жарко, и можно сосредоточенно смотреть на впечатляющее зрелище всеобщего падения.
Каждый год умирает более ста миллионов человек, почти триста тысяч в день, более двенадцати тысяч в час, примерно двести в минуту, около трех в секунду.
Каждую секунду с Адских небес низвергается три человека, примерно двести в минуту, более двенадцати тысяч в час, почти триста тысяч в день, около ста миллионов в год.
Каждый человек барахтается в воздухе, вертит головой, машет руками и ногами, как игрушка, управляемая невидимым кукловодом, кричит, добавляя ноту в неповторимо ужасную симфонию. Стоны и причитания на языках всего мира наполняют Ад, напоминая Вавилонское столпотворение.
Путь от Адских Небес до Адской Тверди долог, поэтому издали кажется: люди падают нескончаемым потоком.
Как ливень.
Происходящее чем-то напоминает картину здешнего обитателя.
Он изобразил джентльменов в котелках, в позе стойких оловянных солдатиков, падающих на фоне голубого неба и бежевых домов с бардовыми крышами.
В Адском полотне от той картины лишь последний цвет. Да и он теряется на фоне кроваво-черной бездны. Вместо невозмутимых джентльменов в строгих костюмах, здесь — исполненные ужаса нагие люди.
А в целом, похоже.
Нескончаемый поток людей, льющийся с Небес.
Иудаэль вспоминает, как падал сам.
Иуда бежит, поднимая клубки пыли.
Иуда бежит без сандалий, потерянных где-то по дороге.
Иуда бежит, разбивая ноги в кровь.
Прочь, прочь из Иерусалима!
Прочь от туч, затягивающих небо!
Прочь из Иерусалима, побивающего камнями и распинающего пророков. Очередной сейчас корчится на крест — еще один проповедник, обманувший всех.
Израиль, изнывавший под гнетом захватчиков, жил в ожидании Машиаха. На избранный народ обрушились такие беды, что становилось ясно: дальше уже некуда. Римляне в крови топили восстание за восстанием, но каждый иудей знал: осталось подождать чуть-чуть, и Машиах, явившись, покончит со страдания.
В синагогах никто не сомневался в приходе Спасителя, спорили лишь каким, он будет. Одни видели Машиаха могущественным царем, ликом походящим на самого Давида; другие лелеяли надежду: ранним утром с облака сойдет светоносный ангел; третьи убеждали: если Машиах от Бога, то и явиться должен среди первосвященников.
Иуда, забредший в ходе странствий в один из галилейских поселков, не удивился, что и здесь проповедует человек, возвещающий о скором приходе Царства и требующий покаяния. Одного такого Иуда уже видел у Иордана: страшного не столько в своем гневе, сколько в своем облике. Такой худой, что видны все кости, с взлашмоченными седыми патлами, со скрюченными пальцами, Иоанн обличал пороки, призывал к покаянию, возвещал о скором пришествии и суде. Иуда сильно сомневался, что предвестник Машиаха будет выглядеть так. Предтеча должен быть подобен следующему за ним — таким же статным и величественным.
Да и этот галилеянин не сильно походил на ожидаемого Иудой и всем Израилем. Но говорил складно, так, что хотелось верить, а поверив, идти. Иуда пошел. Да еще и оказался избран одним из Апостолов. Каждый из двенадцати предвкушал, что вскоре станет приближенным Царя Иудейского, возглавит и будет судить одно из колен Израилевых. Иешуа рассказывал притчи, чему-то учил, но Апостолы мало понимали это. Их вела жажда власти и слепая преданность учителю, обещавшем исполнить мечты.
Иуда уже видел себя восседающим у огромного трона. Поэтому, когда учитель объявил о походе в Иерусалим, Иуда возликовал. Скоро, очень скоро Иешуа поднимет народ на борьбу с римлянами, сбросит иго захватчиков и установит Царство. Но чем ближе к Иерусалиму, тем речи учителя становились все страннее. Он говорил что-то о неминуемой гибели, о гонениях. А ученики по-прежнему решали, кто будет первым в грядущем Царстве.
Все это надоело Иуде, и он решился. Выйдя в ночь, предал учителя первосвященникам. Рассказал то, о чем Иешуа говорил только Апостолам: он и есть Машиах и Царь Иудейский. За это учителя предадут суду, и тогда, при стечении народа, Иешуа объявит, кто он и зачем явился. Иерусалим подобен бурлящему котлу, с которого неминуемо сорвет крышку, достаточно лишь бросить нужные слова: «Я Машиах! Я Царь Иудейский!». Израиль в мгновение ока вскипит, встанет под знамена, и на спасительную войну поведет народ, в том числе, Иуда.
Но ничего этого не произошло!
Иуда, стоя в толпе на Пилатовом суде, увидел не могучего воина, подобного убийце Голиафа, а избитого, облаченного в рванье, нищего в терновом венце, еле держащегося на ногах. Он покорно нес крест на Голгофу. Не говоря ни слова!
Он обманул!
Он обманул всех!
Он обманул Иуду!
Пальцы сами собой нащупали в мошне тридцать сребреников.
Иудаэль любит забираться сюда: здесь не так жарко, и можно сосредоточенно смотреть на впечатляющее зрелище всеобщего падения.
Каждый год умирает более ста миллионов человек, почти триста тысяч в день, более двенадцати тысяч в час, примерно двести в минуту, около трех в секунду.
Каждую секунду с Адских небес низвергается три человека, примерно двести в минуту, более двенадцати тысяч в час, почти триста тысяч в день, около ста миллионов в год.
Каждый человек барахтается в воздухе, вертит головой, машет руками и ногами, как игрушка, управляемая невидимым кукловодом, кричит, добавляя ноту в неповторимо ужасную симфонию. Стоны и причитания на языках всего мира наполняют Ад, напоминая Вавилонское столпотворение.
Путь от Адских Небес до Адской Тверди долог, поэтому издали кажется: люди падают нескончаемым потоком.
Как ливень.
Происходящее чем-то напоминает картину здешнего обитателя.
Он изобразил джентльменов в котелках, в позе стойких оловянных солдатиков, падающих на фоне голубого неба и бежевых домов с бардовыми крышами.
В Адском полотне от той картины лишь последний цвет. Да и он теряется на фоне кроваво-черной бездны. Вместо невозмутимых джентльменов в строгих костюмах, здесь — исполненные ужаса нагие люди.
А в целом, похоже.
Нескончаемый поток людей, льющийся с Небес.
Иудаэль вспоминает, как падал сам.
Иуда бежит, поднимая клубки пыли.
Иуда бежит без сандалий, потерянных где-то по дороге.
Иуда бежит, разбивая ноги в кровь.
Прочь, прочь из Иерусалима!
Прочь от туч, затягивающих небо!
Прочь из Иерусалима, побивающего камнями и распинающего пророков. Очередной сейчас корчится на крест — еще один проповедник, обманувший всех.
Израиль, изнывавший под гнетом захватчиков, жил в ожидании Машиаха. На избранный народ обрушились такие беды, что становилось ясно: дальше уже некуда. Римляне в крови топили восстание за восстанием, но каждый иудей знал: осталось подождать чуть-чуть, и Машиах, явившись, покончит со страдания.
В синагогах никто не сомневался в приходе Спасителя, спорили лишь каким, он будет. Одни видели Машиаха могущественным царем, ликом походящим на самого Давида; другие лелеяли надежду: ранним утром с облака сойдет светоносный ангел; третьи убеждали: если Машиах от Бога, то и явиться должен среди первосвященников.
Иуда, забредший в ходе странствий в один из галилейских поселков, не удивился, что и здесь проповедует человек, возвещающий о скором приходе Царства и требующий покаяния. Одного такого Иуда уже видел у Иордана: страшного не столько в своем гневе, сколько в своем облике. Такой худой, что видны все кости, с взлашмоченными седыми патлами, со скрюченными пальцами, Иоанн обличал пороки, призывал к покаянию, возвещал о скором пришествии и суде. Иуда сильно сомневался, что предвестник Машиаха будет выглядеть так. Предтеча должен быть подобен следующему за ним — таким же статным и величественным.
Да и этот галилеянин не сильно походил на ожидаемого Иудой и всем Израилем. Но говорил складно, так, что хотелось верить, а поверив, идти. Иуда пошел. Да еще и оказался избран одним из Апостолов. Каждый из двенадцати предвкушал, что вскоре станет приближенным Царя Иудейского, возглавит и будет судить одно из колен Израилевых. Иешуа рассказывал притчи, чему-то учил, но Апостолы мало понимали это. Их вела жажда власти и слепая преданность учителю, обещавшем исполнить мечты.
Иуда уже видел себя восседающим у огромного трона. Поэтому, когда учитель объявил о походе в Иерусалим, Иуда возликовал. Скоро, очень скоро Иешуа поднимет народ на борьбу с римлянами, сбросит иго захватчиков и установит Царство. Но чем ближе к Иерусалиму, тем речи учителя становились все страннее. Он говорил что-то о неминуемой гибели, о гонениях. А ученики по-прежнему решали, кто будет первым в грядущем Царстве.
Все это надоело Иуде, и он решился. Выйдя в ночь, предал учителя первосвященникам. Рассказал то, о чем Иешуа говорил только Апостолам: он и есть Машиах и Царь Иудейский. За это учителя предадут суду, и тогда, при стечении народа, Иешуа объявит, кто он и зачем явился. Иерусалим подобен бурлящему котлу, с которого неминуемо сорвет крышку, достаточно лишь бросить нужные слова: «Я Машиах! Я Царь Иудейский!». Израиль в мгновение ока вскипит, встанет под знамена, и на спасительную войну поведет народ, в том числе, Иуда.
Но ничего этого не произошло!
Иуда, стоя в толпе на Пилатовом суде, увидел не могучего воина, подобного убийце Голиафа, а избитого, облаченного в рванье, нищего в терновом венце, еле держащегося на ногах. Он покорно нес крест на Голгофу. Не говоря ни слова!
Он обманул!
Он обманул всех!
Он обманул Иуду!
Пальцы сами собой нащупали в мошне тридцать сребреников.
Страница
1 из 17
1 из 17