Чумной

Заметив взгляд девушки, Хану одернул рукава.

В широком коридоре стояла полутьма. Стены занимали десятки полок. На них выстроились бутылки из тонкого, почти прозрачного стекла. Внутри виднелись разноцветные жидкости, семена, порошки, засушенные цветки. В одной из них летала дюжина настоящих пчел. Рядом с бутылками толпились жестяные банки, камни, некоторые из которых были точь-в-точь как обычные булыжники, золотые и серебряные кольца и медальоны. На одной из полок валялась в клетке дохлая крыса.

Развернувшись в сторону лестницы, Хану буркнул:

— Пошли. Руками ничего не трогай… те.

Эскер, оторвав взгляд от предметов на полках, кивнула.

— Да, разумеется.

Две двери, первые от входа, были закрыты. За третьей, приоткрытой наполовину, виднелся стол с масляной горелкой на нем. Над огнем, булькая и стуча крышкой, исходил паром странного вида котелок. Из десятка трубок, торчащих из стенок, капала в подставленные склянки красноватая жидкость. Покосившись на почти полные сосуды, Хану нахмурился и прибавил шаг.

Остановившись перед пятой, предпоследней дверью, парень осторожно постучал.

— Войдите.

Прозвучавший голос был низким, с приятной хрипотцой. Распахнув дверь, Хану вошел внутрь, кивком показав, чтобы Эскер двигалась за ним. Комната оказалась чем-то вроде рабочего кабинета.

У окна — широкого, целиком затянутого все тем же прозрачным и ровным стеклом, которого в доме было в избытке — стоял дубовый письменный стол. Сверху в беспорядке толпились свитки, несколько перьев, чернильница и огромная книга в переплете из черной кожи. Страницы, на которых она была раскрыта, пестрели мелким острым почерком. По обе стороны от стола стояли обтянутые бархатом кресла, у стен протянулись книжные шкафы. Возле двери стоял широкий диван.

Сам чародей, развалившись в еще одном кресле, сидел за столом. На вид мужчине было не больше тридцати лет. Коротко остриженные каштановые кудри вились в беспорядке, на крупном подбородке красовалась аккуратная бородка. От внешних уголков весело прищуренных глаз шли лучики морщинок, на губах играла вежливая полуулыбка. Черная шелковая рубашка, расстегнутая на пару верхних пуговиц, приоткрывала несколько золотых цепей с подвесками, на пальцах поблескивали кольца — печати, толстые перстни с камнями, и совсем тонкие и простые.

Эскер, прижав правый кулак к груди, поклонилась.

— Доброе утро, господин Арамьер.