71 мин, 10 сек 10257
Потом постирал рюкзак, вещи, повесил сушиться на балконе. Лег на кровать и открыл «Алые паруса» на том же месте, где забросил их неделю назад.
Вернулись родители. Заглянувшей в комнату маме Генка ответил, что все было в порядке. Мама ушла.
А потом Генка услышал условный стук в стену между балконами. «Тук-тук-тук. Тук-тук».
Он не ответил, и пять секунд спустя в проеме балкона появился Витька.
— Ну, ты жук. — С укором произнес он. — Я же видел, что у тебя лампа горит, не мог постучать в ответ? Что случилось то? Где все были? — Он сел на край кровати, в которой лежал Генка, все еще с книгой в руках, и щелкнул ногтем по обложке. — Мы пол-дня бегали по району, искали вас. Куда все провалились? У тебя не вышло бросить… свинок, что ли?
— Вышло. — Ответил Витя и закрыл книгу. — Просто потом планы поменялись. Нину родители срочно позвали и она всё отменила. А я вас не нашел, потому пошел домой.
— Вот зараза, — Витька цыкнул зубом. — Всё же так хорошо устроилось! Свинок ты бросил, мы бы победили! А так… Как мне теперь её достать, а? Это что же, ждать следующую неделю… и отдать этой твари… еще кого-нибудь? Блин! Блинство!
— Я не думаю, что девчонки будут играть еще когда-нибудь. — Сказал Генка ровным голосом. — Но если будут… Ты, Витька, не беспокойся. Теперь мы будем побеждать. Очень, очень, очень долго.
Ночью Генке приснился сон. Он шел по их району. Был день, наверное, воскресенье, потому что на улицах никого не было.
Генка знал, где-то под землей, глубоко внизу — там, где проходили теплотрассы, в подвалах домов и в лабиринтах аварийных коридоров, в бывших бомбоубежищах, теперь забытых и заколоченных — прорастали крохотные усики. Черные и шипастые, как лапки тараканов, белесые, сухие и ломкие, как старые обои; мокрые, желтые, склизкие, как больные улитки, — они тянулись, пролезали в щели, обвивали трубы, просачивались в краны, проступали сквозь стены, как плесень, вылуплялись из земли, как дождевые черви.
Маниту рос.
Еще совсем недавно он был маленьким. Крохотным, как яйцо паучка. Потом стал размером с половую тряпку. Потом — с большую лужу.
Затем ему повезло: он получил крупную добычу. И разросся на весь подвал. Его кормили. Бросали ему пищу, и он был благодарен. Он всегда отвечал добром на добро. Как он его понимал…
Существо, что приносило ему пищу чаще других, приходило говорить с ним. Делилось частью себя — капельками крови из рук и ног. Будило его этими красными, вкусными деликатесами, делилось своими мыслями. И за это он тоже был благодарен, и делился с существом своими снами. Он старался всегда вознаграждать равно тому, что было ему дадено.
По-честному.
Именно это существо впервые назвало его «Маниту». Имя ему понравилось, и он в ответ тоже назвал существо по имени. Оно обрадовалось. А потом пришло к нему, и он принял это существо, и в награду дал следующему существу исполнение его желания.
На самом-то деле он дал новому существу чуточку больше. Маниту редко отступал от своих правил, но в этот раз радость была слишком велика и он дал чуть больше.
И теперь рос. И радовался жизни.
Маниту знал, что новое существо где-то там. И ждал его.
Такой сон приснился Генке. Он, по счастью, не запомнил его. Да и события, случившиеся этим летом, постепенно сгладились в его памяти, потускнели. Витьке он так ничего и не рассказал, а девчонки, казалось, сами поверили в версию с потерявшейся подругой. Потом началась школа, в которую он пошел уже как Генка. Встретившись там с девчонками, он приготовился объясняться, но они лишь слегка хмурились, встретившись с ним взглядом, будто он им напомнил кого-то, и все. Переубеждать их Гена не стал. Заново знакомиться — тоже.
Год спустя он уже мог спокойно, без содрогания вспоминать то, что произошло… Два года спустя лишь смутно припоминал что-то неприятное. Потом забыл это лето…
Генке повезло, что он, проснувшись, не помнил своего сна.
Потому что под конец он увидел кое-что еще.
Он увидел, что много лет спустя, став взрослым, он вернется в свою старую квартиру. Пойдет в заброшенный дом, который так и будет стоять заброшенным и нисколечко не изменится. Спустится в кладовую. Разгребет дрожащими руками мусор и доски — в детстве они казались такими большими! — и спустится в погреб.
Он проведет там два дня и выйдет наружу, улыбаясь.
А потом в этом районе начнут пропадать дети.
Вернулись родители. Заглянувшей в комнату маме Генка ответил, что все было в порядке. Мама ушла.
А потом Генка услышал условный стук в стену между балконами. «Тук-тук-тук. Тук-тук».
Он не ответил, и пять секунд спустя в проеме балкона появился Витька.
— Ну, ты жук. — С укором произнес он. — Я же видел, что у тебя лампа горит, не мог постучать в ответ? Что случилось то? Где все были? — Он сел на край кровати, в которой лежал Генка, все еще с книгой в руках, и щелкнул ногтем по обложке. — Мы пол-дня бегали по району, искали вас. Куда все провалились? У тебя не вышло бросить… свинок, что ли?
— Вышло. — Ответил Витя и закрыл книгу. — Просто потом планы поменялись. Нину родители срочно позвали и она всё отменила. А я вас не нашел, потому пошел домой.
— Вот зараза, — Витька цыкнул зубом. — Всё же так хорошо устроилось! Свинок ты бросил, мы бы победили! А так… Как мне теперь её достать, а? Это что же, ждать следующую неделю… и отдать этой твари… еще кого-нибудь? Блин! Блинство!
— Я не думаю, что девчонки будут играть еще когда-нибудь. — Сказал Генка ровным голосом. — Но если будут… Ты, Витька, не беспокойся. Теперь мы будем побеждать. Очень, очень, очень долго.
Ночью Генке приснился сон. Он шел по их району. Был день, наверное, воскресенье, потому что на улицах никого не было.
Генка знал, где-то под землей, глубоко внизу — там, где проходили теплотрассы, в подвалах домов и в лабиринтах аварийных коридоров, в бывших бомбоубежищах, теперь забытых и заколоченных — прорастали крохотные усики. Черные и шипастые, как лапки тараканов, белесые, сухие и ломкие, как старые обои; мокрые, желтые, склизкие, как больные улитки, — они тянулись, пролезали в щели, обвивали трубы, просачивались в краны, проступали сквозь стены, как плесень, вылуплялись из земли, как дождевые черви.
Маниту рос.
Еще совсем недавно он был маленьким. Крохотным, как яйцо паучка. Потом стал размером с половую тряпку. Потом — с большую лужу.
Затем ему повезло: он получил крупную добычу. И разросся на весь подвал. Его кормили. Бросали ему пищу, и он был благодарен. Он всегда отвечал добром на добро. Как он его понимал…
Существо, что приносило ему пищу чаще других, приходило говорить с ним. Делилось частью себя — капельками крови из рук и ног. Будило его этими красными, вкусными деликатесами, делилось своими мыслями. И за это он тоже был благодарен, и делился с существом своими снами. Он старался всегда вознаграждать равно тому, что было ему дадено.
По-честному.
Именно это существо впервые назвало его «Маниту». Имя ему понравилось, и он в ответ тоже назвал существо по имени. Оно обрадовалось. А потом пришло к нему, и он принял это существо, и в награду дал следующему существу исполнение его желания.
На самом-то деле он дал новому существу чуточку больше. Маниту редко отступал от своих правил, но в этот раз радость была слишком велика и он дал чуть больше.
И теперь рос. И радовался жизни.
Маниту знал, что новое существо где-то там. И ждал его.
Такой сон приснился Генке. Он, по счастью, не запомнил его. Да и события, случившиеся этим летом, постепенно сгладились в его памяти, потускнели. Витьке он так ничего и не рассказал, а девчонки, казалось, сами поверили в версию с потерявшейся подругой. Потом началась школа, в которую он пошел уже как Генка. Встретившись там с девчонками, он приготовился объясняться, но они лишь слегка хмурились, встретившись с ним взглядом, будто он им напомнил кого-то, и все. Переубеждать их Гена не стал. Заново знакомиться — тоже.
Год спустя он уже мог спокойно, без содрогания вспоминать то, что произошло… Два года спустя лишь смутно припоминал что-то неприятное. Потом забыл это лето…
Генке повезло, что он, проснувшись, не помнил своего сна.
Потому что под конец он увидел кое-что еще.
Он увидел, что много лет спустя, став взрослым, он вернется в свою старую квартиру. Пойдет в заброшенный дом, который так и будет стоять заброшенным и нисколечко не изменится. Спустится в кладовую. Разгребет дрожащими руками мусор и доски — в детстве они казались такими большими! — и спустится в погреб.
Он проведет там два дня и выйдет наружу, улыбаясь.
А потом в этом районе начнут пропадать дети.
Страница
22 из 22
22 из 22