Бытует в народе поверье, будто в светлые лунные ночи выходят из воды русалки. Вдали от людных мест они водят хороводы, танцуют и поют. Бывает также, что русалки, желая сблизиться с людьми, оставляют по завершении своих игр на берегу крохотного ребенка, чаще всего мальчика, светловолосого и голубоглазого. А после следят за его судьбой из омутов, из луж и даже из дождевых капель. Оттого найденышей и подкидышей, в общем, ничьих младенцев часто называют «русалкины дети». Эйдан Во, «Границы реального»...
Добавить в моё избранное
53 мин, 15 сек 11071
Весна выдалась холодной и дождливой. Предсказатели погоды обещали хорошее лето, однако до него еще нужно было дожить. В Холмах царило уныние — невиданно широко разлившаяся река затопила поля и, что самое неприятное — подвалы. Расшалившиеся от нежданного простора русалки шумели совсем рядом с околицей, в овраге, где было глубоко, да и не только шумели. Пеструю корову Тамми Рага, чаще величаемого Толстобрюхом, поутру нашли притопленной возле упавшего прошлым летом дауба. Из-под воды торчал только правый рог и трогательное длинное ухо. Мужики совсем уже было собрались травить русалок запасенным с осени ядом, однако приехавший из города инспектор Клатц высказался категорически — не дам, мол, в обиду живую природу.
— Дык вить оне нам весь скот перетаскают! — возмутился Толстобрюх.
— Выпасайте дальше от воды, — посоветовал господин Клатц. — Охотиться на представителей вымирающего вида я вам не позволю!
— Вымирающий, как же, — прошамкала мать Толстобрюха, сухощавая, похожая на ведьму. — Скорей уж мы вымрем от их безобразий.
Анн Габрош приехал в Холмы по делам Управления и сам не понимал, почему тратит время на помощь Клатцу. Инспектор чувствовал себя неуверенно в окружении горластых, напористых холмовчан, не боящихся ни богов, ни Соседей.
— Да шо тут болтать? Так и ребятишек голодными недолго оставить! — поддержал старуху деревенский большак. — Не могут своих вымирающих безобразников утихомирить, что теперь сделаешь? Потравить — и вся недолга!
— Я запрещаю… — начал было инспектор.
— Да что ты сделаешь? — прервал его Толстобрюх, весьма огорченный утратой коровы. — Езжай, начальству жалуйся! Разве оно почешется? Налоги-то всем собирать хотца! А какие налоги с мертвой коровы?
Он замолчал и величаво ткнул жирным пальцем в сторону заигранной русалками скотинки. Клатц понурился.
— Русалочьи штрафы буду собирать я. Лично, — отчеканил Анн, продемонстрировав собравшимся значок Управления. — Учитывая все, сказанное вами, тщательное расследование проводиться не будет. Каждое убийство русалки в Холмах будет считаться умышленным, совершенным группой лиц по предварительному сговору. Штраф за подобное деяние на сегодня составляет 20 золотых.
Большак икнул, поскреб бороду и пожал плечами.
— Это… Вы уж нас простите, ежели что не то брякнули, — проговорил Толстобрюх растерянно, — Мы дурного в мыслях никак не держали, всякий скажет. Что там — все мы люди, человеки… Вона, пашем как: от зари до зари!
— И верно, — подтвердил большак. — Дело работать пора.
Холмовчане торопливо разошлись, не оборачиваясь на приезжих горожан, и не глядя друг на друга.
— Крепко вы их… — уважительно протянул инспектор.
— У меня была хорошая школа, — бесстрастно сказал господин Габрош. — И, к сожалению, я знаю этих людей. Я вырос в этих местах.
— О! — сказал инспектор, с удивлением глядя на него. — Я и предположить не мог, что…
— Вон там, наверху, стоит дом, в котором я воспитывался, — продолжал Анн Габрош. — Он называется Приютом-в-Холмах.
— Я не знал… Извините меня, — в смущении пробормотал Клатц. — Я сожалею…
— Не стоит, — оборвал его господин Габрош. — Рад был оказаться Вам полезным. Честь имею.
Он вежливо, но безо всякого чувства поклонился и деловито зашагал вверх по склону холма.
Извилистая тропинка, взбегающая к вершине, едва угадывалась в траве. Вероятно, по ней давно уже никто не ходил. Инспектор Клатц еще немного постоял на месте, провожая высокого чиновника задумчивым взглядом. Право же, никак нельзя было угадать в этом блестящем офицере воспитанника сиротского приюта, известного своей дурной репутацией.
— Здравствуйте, я Роман Платт, дядя Никаса Платта, — бормотал Анн, поднимаясь на Приютский холм. — Или нет, юный Платт — мой племянник. Могу ли я с ним поговорить? Нет-нет, все не то! Господин управляющий, вот бумаги. Где мой племянник Никас? Я требую немедленного свидания!
На мгновение Анну сделалось досадно. Зачем он только говорил с этими деревенскими олухами? Зачем вообще согласился пойти в деревню с инспектором Клатцем? Разве нанимался он опекать самоуверенных егерей из ПриродОхрана? В глубинке новости разносятся быстро… Кто знает, не бежит ли сейчас какой-нибудь пацаненок по склону холма в приют, перекатывая во рту жгучую новость — чиновник Управления приехал!
Нет, не бежит.
И думать не стоит.
Руководство приютом сродни чистке выгребной ямы. Всякие сиротские дома видел в своей жизни господин Габрош: богатые и бедные, теплые и промозглые, только таких не встречал, к которым бы местные жители относились с приязнью. Приют — нечто вроде бородавки на лице: все знают, что он существует, и все делают вид, что его нет. Так правильно, так вежливо. Приютские не нужны никому, даже другим приютским. Словно и впрямь они не люди, а Соседи знают, что.
— Дык вить оне нам весь скот перетаскают! — возмутился Толстобрюх.
— Выпасайте дальше от воды, — посоветовал господин Клатц. — Охотиться на представителей вымирающего вида я вам не позволю!
— Вымирающий, как же, — прошамкала мать Толстобрюха, сухощавая, похожая на ведьму. — Скорей уж мы вымрем от их безобразий.
Анн Габрош приехал в Холмы по делам Управления и сам не понимал, почему тратит время на помощь Клатцу. Инспектор чувствовал себя неуверенно в окружении горластых, напористых холмовчан, не боящихся ни богов, ни Соседей.
— Да шо тут болтать? Так и ребятишек голодными недолго оставить! — поддержал старуху деревенский большак. — Не могут своих вымирающих безобразников утихомирить, что теперь сделаешь? Потравить — и вся недолга!
— Я запрещаю… — начал было инспектор.
— Да что ты сделаешь? — прервал его Толстобрюх, весьма огорченный утратой коровы. — Езжай, начальству жалуйся! Разве оно почешется? Налоги-то всем собирать хотца! А какие налоги с мертвой коровы?
Он замолчал и величаво ткнул жирным пальцем в сторону заигранной русалками скотинки. Клатц понурился.
— Русалочьи штрафы буду собирать я. Лично, — отчеканил Анн, продемонстрировав собравшимся значок Управления. — Учитывая все, сказанное вами, тщательное расследование проводиться не будет. Каждое убийство русалки в Холмах будет считаться умышленным, совершенным группой лиц по предварительному сговору. Штраф за подобное деяние на сегодня составляет 20 золотых.
Большак икнул, поскреб бороду и пожал плечами.
— Это… Вы уж нас простите, ежели что не то брякнули, — проговорил Толстобрюх растерянно, — Мы дурного в мыслях никак не держали, всякий скажет. Что там — все мы люди, человеки… Вона, пашем как: от зари до зари!
— И верно, — подтвердил большак. — Дело работать пора.
Холмовчане торопливо разошлись, не оборачиваясь на приезжих горожан, и не глядя друг на друга.
— Крепко вы их… — уважительно протянул инспектор.
— У меня была хорошая школа, — бесстрастно сказал господин Габрош. — И, к сожалению, я знаю этих людей. Я вырос в этих местах.
— О! — сказал инспектор, с удивлением глядя на него. — Я и предположить не мог, что…
— Вон там, наверху, стоит дом, в котором я воспитывался, — продолжал Анн Габрош. — Он называется Приютом-в-Холмах.
— Я не знал… Извините меня, — в смущении пробормотал Клатц. — Я сожалею…
— Не стоит, — оборвал его господин Габрош. — Рад был оказаться Вам полезным. Честь имею.
Он вежливо, но безо всякого чувства поклонился и деловито зашагал вверх по склону холма.
Извилистая тропинка, взбегающая к вершине, едва угадывалась в траве. Вероятно, по ней давно уже никто не ходил. Инспектор Клатц еще немного постоял на месте, провожая высокого чиновника задумчивым взглядом. Право же, никак нельзя было угадать в этом блестящем офицере воспитанника сиротского приюта, известного своей дурной репутацией.
— Здравствуйте, я Роман Платт, дядя Никаса Платта, — бормотал Анн, поднимаясь на Приютский холм. — Или нет, юный Платт — мой племянник. Могу ли я с ним поговорить? Нет-нет, все не то! Господин управляющий, вот бумаги. Где мой племянник Никас? Я требую немедленного свидания!
На мгновение Анну сделалось досадно. Зачем он только говорил с этими деревенскими олухами? Зачем вообще согласился пойти в деревню с инспектором Клатцем? Разве нанимался он опекать самоуверенных егерей из ПриродОхрана? В глубинке новости разносятся быстро… Кто знает, не бежит ли сейчас какой-нибудь пацаненок по склону холма в приют, перекатывая во рту жгучую новость — чиновник Управления приехал!
Нет, не бежит.
И думать не стоит.
Руководство приютом сродни чистке выгребной ямы. Всякие сиротские дома видел в своей жизни господин Габрош: богатые и бедные, теплые и промозглые, только таких не встречал, к которым бы местные жители относились с приязнью. Приют — нечто вроде бородавки на лице: все знают, что он существует, и все делают вид, что его нет. Так правильно, так вежливо. Приютские не нужны никому, даже другим приютским. Словно и впрямь они не люди, а Соседи знают, что.
Страница
1 из 16
1 из 16
