53 мин, 15 сек 11088
Он не обернулся, услышав, как хрупнула под ногой у Анна ветка. Он держал в руках красную ленточку.
— Снова ты? Зачем вернулся? — обронил он.
— У тебя глаза на затылке? — сухо поинтересовался Габрош.
ґ— Для того, чтобы чуять падаль, глаза не нужны, — сказал мальчик.
— Кто ты такой? Что тебе нужно? — спросил Анн.
— То же, что и всем, офицер, — отозвался Никас, поворачиваясь к нему лицом. — Пища, спокойствие, любовь. Странный вопрос для того, кто всю жизнь ищет, хотя и притворяется, как все вы, что нашел, чтобы не выглядеть глупцом.
— Кто ты? — повторил Анн. — Откуда ты взялся, убийца?
— Я не убийца. Я — собиратель даров. Никто из нас не возьмет больше, чем ему предложат по доброй воле, — серьезно ответил Никас и тут же улыбнулся, открыто, широко, совсем, как обычный мальчишка. — Вот, Сташа, ты пойдешь со мной, если я тебя позову?
— Отпустите меня, дяденька! — девчонка тут же принялась вырывать свою тонкую ладошку из руки Габроша. Тот только вцепился в нее крепче.
— Что ты морочишь ее, да еще при мне, тварь?! — выплюнул он. — Никак, коровы надоели?
— А отчего ты решил, человек, — Никас подчеркнул это слово, помолчал и продолжил, — что тебе известна правда? Разве ты бывал уже мертвым? Разве ты видел уже свою мать?
Девчонка вырывалась молча, ее рука была потной и оттого скользкой. Анну было трудно дышать и воздух пах свежескошенной травой, как когда-то в детстве. В голове стучало и лицо Никаса плясало перед глазами, странно искажаясь. Затасканная сиротская рубашка болталась на нем, едва прикрывая колени.
— Разве ты доподлинно знаешь, что я лгу? — спросил мальчик и рассмеялся. Смех его был похож на песню тысячи серебряных колокольчиков. Снизу, из-под обрыва, тут же разноголосо отозвались русалки.
— Я не господин Бог, — сказал Габрош, с трудом складывая в усмешку непослушные губы. — И не обязан потому судить тебя, и спасать тоже, и выяснять, где правда, а где — ложь, — с каждой секундой губы повиновались ему все лучше и лучше. — Мне все равно, прав ты или нет. Русалкин я сын или не русалкин — мое личное дело. Верю я тебе или нет — тоже. И мои сомнения — они тоже только мои. Я имперский офицер, я исполняю приказы. Есть вещи, которые нельзя делать на территории Империи. Поэтому ты не будешь их делать.
— И что же ты сделаешь? — спросил Никас. — Убьешь меня?
— У меня есть такое право, — кивнул Габрош. Ему никогда в жизни до этого не было так страшно. Он даже говорил с трудом — от страха у него сводило скулы.
Никас опустил взгляд и Анну сразу стало намного легче.
— Иди, Сташа, — шепнул мальчик. — Иди домой. Я не возьму тебя с собой.
Он рассмеялся снова и прыгнул вниз головой, в омут. Он ушел в воду мгновенно — так тонет камень. Анну показалось, что ноги Никаса вдруг превратились в узкий зеленый хвост, как у рыбы или русалки, но через секунду он уже не смог бы поклясться, что видел это.
Всякий образованный человек знает, что русалки не размножаются, как люди и самцов у них нет. И еще о том, что русалкины дети — это просто глупая и злая выдумка.
В привратницкой горел свет.
— Он вернется, — шептал карлик, забившись под кровать и зажмурившись. — Господин управляющий завтра вернется и всем вам покажет! О-о, он наведет порядок… Вы все увидите! Узнаете! Все будет в порядке!
А по длинному приютскому коридору, наполненному сумерками, медленно шествовал господин Бог.
Он следил за тем, чтобы дети не шалили.
— Снова ты? Зачем вернулся? — обронил он.
— У тебя глаза на затылке? — сухо поинтересовался Габрош.
ґ— Для того, чтобы чуять падаль, глаза не нужны, — сказал мальчик.
— Кто ты такой? Что тебе нужно? — спросил Анн.
— То же, что и всем, офицер, — отозвался Никас, поворачиваясь к нему лицом. — Пища, спокойствие, любовь. Странный вопрос для того, кто всю жизнь ищет, хотя и притворяется, как все вы, что нашел, чтобы не выглядеть глупцом.
— Кто ты? — повторил Анн. — Откуда ты взялся, убийца?
— Я не убийца. Я — собиратель даров. Никто из нас не возьмет больше, чем ему предложат по доброй воле, — серьезно ответил Никас и тут же улыбнулся, открыто, широко, совсем, как обычный мальчишка. — Вот, Сташа, ты пойдешь со мной, если я тебя позову?
— Отпустите меня, дяденька! — девчонка тут же принялась вырывать свою тонкую ладошку из руки Габроша. Тот только вцепился в нее крепче.
— Что ты морочишь ее, да еще при мне, тварь?! — выплюнул он. — Никак, коровы надоели?
— А отчего ты решил, человек, — Никас подчеркнул это слово, помолчал и продолжил, — что тебе известна правда? Разве ты бывал уже мертвым? Разве ты видел уже свою мать?
Девчонка вырывалась молча, ее рука была потной и оттого скользкой. Анну было трудно дышать и воздух пах свежескошенной травой, как когда-то в детстве. В голове стучало и лицо Никаса плясало перед глазами, странно искажаясь. Затасканная сиротская рубашка болталась на нем, едва прикрывая колени.
— Разве ты доподлинно знаешь, что я лгу? — спросил мальчик и рассмеялся. Смех его был похож на песню тысячи серебряных колокольчиков. Снизу, из-под обрыва, тут же разноголосо отозвались русалки.
— Я не господин Бог, — сказал Габрош, с трудом складывая в усмешку непослушные губы. — И не обязан потому судить тебя, и спасать тоже, и выяснять, где правда, а где — ложь, — с каждой секундой губы повиновались ему все лучше и лучше. — Мне все равно, прав ты или нет. Русалкин я сын или не русалкин — мое личное дело. Верю я тебе или нет — тоже. И мои сомнения — они тоже только мои. Я имперский офицер, я исполняю приказы. Есть вещи, которые нельзя делать на территории Империи. Поэтому ты не будешь их делать.
— И что же ты сделаешь? — спросил Никас. — Убьешь меня?
— У меня есть такое право, — кивнул Габрош. Ему никогда в жизни до этого не было так страшно. Он даже говорил с трудом — от страха у него сводило скулы.
Никас опустил взгляд и Анну сразу стало намного легче.
— Иди, Сташа, — шепнул мальчик. — Иди домой. Я не возьму тебя с собой.
Он рассмеялся снова и прыгнул вниз головой, в омут. Он ушел в воду мгновенно — так тонет камень. Анну показалось, что ноги Никаса вдруг превратились в узкий зеленый хвост, как у рыбы или русалки, но через секунду он уже не смог бы поклясться, что видел это.
Всякий образованный человек знает, что русалки не размножаются, как люди и самцов у них нет. И еще о том, что русалкины дети — это просто глупая и злая выдумка.
В привратницкой горел свет.
— Он вернется, — шептал карлик, забившись под кровать и зажмурившись. — Господин управляющий завтра вернется и всем вам покажет! О-о, он наведет порядок… Вы все увидите! Узнаете! Все будет в порядке!
А по длинному приютскому коридору, наполненному сумерками, медленно шествовал господин Бог.
Он следил за тем, чтобы дети не шалили.
Страница
16 из 16
16 из 16