Мама?

— едва шевеля губами, беззвучно прошептал он, часто-часто моргая, чтобы прогнать мгновенно налившиеся на глазах слезы. — Мамочка…

«Тише, мой дорогой. Тише»…

Желание вновь, как множество раз до этого, прижаться ухом к стылой по зимнему времени земле, вслушиваясь, не из её ли глубин доносится родной голос, было почти нестерпимым. Но… нельзя привлекать внимание. Осознание этого было острым и ясным. Никто не должен заподозрить… Матье спрятал рот в сложенных лодочкой ладонях и торопливо зашептал:

— Мамочка, мамочка… Я спасу тебя. Слышишь? Ты слышишь меня, я знаю… Я обязательно спасу тебя и мы снова будем вместе, как раньше. Только дождись…

«Не бойся, мой мальчик… Не бойся, я буду ждать столько, сколько понадобится, мой дорогой Матье»…

Хмуро ковырявший лопатой землю босмер странно покосился на него, но промолчал. Только растянул рот в паскудной ухмылке да с манерной непристойностью облизнулся и изобразил, будто что-то старательно жуёт.

Однако Матье на эти ужимки никак не отреагировал — он напряжённо думал о предстоящей ночи. Мысли обрывались, путались, но уверенность в собственной правоте только росла. И надо было быстро решать, что делать и как. Кроме того, маме потом нужно будет куда-то спрятаться, потому что… потому что надо спрятаться. Ото всех. И точка. Иначе… Осталось совсем немного времени — зимой темнеет гораздо раньше, чем летом, а сейчас уже сумерки… хотя нет, нужно выждать — мало ли, кого сюда занесёт… Матье совершенно не хотел заставлять мать ждать спасения слишком долго, но все же сознавал, что нужно соблюдать осторожность. Другим не понять, никому не понять важности того, что он задумал…

Лопаты, наконец, заскребли по скальному основанию и, торопливо выкидав рыхлую землю, подгоняемые стражником арестанты направились в сторону городских стен. Матье чуть задержался, оценивая глубину вырытой ямы, пробормотал:

— Я вернусь, мамочка, ты только дождись… — и припустил следом за успевшими отойти взрослыми.

Следовало немедленно отчитаться Ральду, а потом… нужно как следует подготовиться.