Без лишнего скрежета

Наконец она замерла, зачарованно глядя на что-то.

— Мама! Смотри, какой мишка. Можно мы его купим. Ну пожааалуйста. Ну почемуууу?

Девушка совсем по-детски заплакала. Её плач эхом заметался по комнате и нашёл убежище внутри плюшевого медведя, заставив того зазвенеть. Аннушкин слегка удивился. Он знал, что бывает модно прятать в игрушки металлические шарики с двойными стенками. Но от старой ватной развалины он подобной начинки не ожидал. Кроме того, перезвон совсем не понравился гипнотизеру. Слишком чистый и мелодичный.

Щелчок.

— Доча, успокойся. Нам сейчас не до медведей. Пойдем.

Щелчок.

Лиза послушно опустила голову, продолжая тихо всхлипывать. Выходит, игрушку ей тогда не купили.

Щелчок.

— Мишка! — радости-то сколько…

Всё-таки купили.

Щелчок.

— Дорогой, ты слишком балуешь ребенка.

Щелчок.

— Ты о чем, женщина?

Щелчок.

— Ты понимаешь. Об этом медведе.

Щелчок.

— Шутишь? Сама потакаешь её капризам, игрушки покупаешь, а на меня сваливаешь.

Усмири эмпатию, Света! Кашель не может раздаваться на пустой кухне. И узоры на паркете не должны появляться сами собой. Вот как сейчас. От холодильника побежала тонкая борозда и, сделав пару мертвых петель, стала по спирали стягиваться вокруг женщины. Усмирение эмпатии было решено отложить. Психотерапевт пулей вылетела в коридор.

— А теперь, Лиза, ты должна вспомнить, кто подарил тебе игрушечного медведя. Ты меня слышишь? Кивни.

Нет кивка. Щелчок. Никакой реакции. Тихий перезвон металлических шариков. Лиза начала просыпаться. Звон разрушает трансовое состояние?! Щелчок.

— Мама! Смотри, какой мишка!

И Лиза развернулась в сторону тройного кукольного храма, требовательно указывая пальчиком на настоящую игрушку. Так не должно быть.

Щелчок.

— Мама! Смотри, какой мишка!

— Лиза, мы договорились, что по щелчку ты меняешь роль…

— Мишка!

Щелчок.

— Мишка! — требование прозвучало агрессивней.

Может, и правда дать ей этого проклятого медведя? Игнатий раздраженно сделал шаг к игрушке. Ещё шаг.

Куклы из второго круга развернулись к нему, осуждающе захлопав своими безжизненными глазами, выставив вперед ладошки. Вот сейчас они кинутся под ноги наглому гипнотизеру. А что, если это просто самогипноз? Аннушкин непроизвольно пнул ближайшую к нему фигурку, разрывая первый молитвенный контур. Какие вообще есть гарантии, что врач не заплутает в лабиринтах чужого безумия?

Усмири эмпатию, Игнатий.

Усмири эмпатию, Света.

Озёрская металась из комнаты в комнату, пытаясь найти источник скрежета. Если это была Сара, то ей каким-то образом удалось стать невидимкой и расщепиться на пять дублей. На десять. Скрежет повсюду.

Щелчок.

— Лизавета! Зачем ты рисуешь на полу? Что… Зачем ты исцарапала паркет?!

Щелчок.

— Мама, это не я. Я же тебе говорила. Это домовой. Он охраняет меня.

Щелчок.

— Зачем ты придумываешь? Какой домовой?! Ты же взрослая девочка уже.

Щелчок.

— Это правда домовой. Он так меня защищает. Мишка боится скрежета.

Щелчок.

— Так! С меня хватит. Опять этот медведь здесь. Я же его вчера выкидывала. Притащишь его с помойки ее раз, и я сожгу этого ватного монстра.

Щелчок.

— Сожгу!

Игнатий не успел остановить девушку. Она ловко метнула свечу во второй кукольный круг. Пропитанные черной краской платья вспыхнули. Клубы дыма устремились к потолку. Противопожарный датчик предательски молчал, ссылаясь на отсутствие электричества.

Куклы, охваченные огнем, исторгли из себя подобие крика.

Дзинь! Ожили колокольчики внутри медведя.

Девушку затрясло. Гипнотический покров хлопьями слетал с её разума. Времени было мало.

Щелчок.

— Мама! Я боюсь. Он ночью ходит.

Щелчок.

— Кто? Опять этот твой домовой? Спи давай.

Щелчок. Дзииииинь. Нет, только не сейчас. Щелчок!

— Мама, не пускай больше сюда тётю Катю. Она заставляет медведя нападать на меня.

Звон. Скрежет. Щелчок.

— Когда это она приходила? Ах да. Вещи забрать. Послушай, солнышко. Я тоже очень не люблю эту… мммм… женщину. Она та еще гадюка. Но ты явно преувеличиваешь.

Щелчок. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь. Звон уже не прекращался. Последний защитный рубеж из четырех обнаженных кукол замер в ожидании неизбежного ужаса. Щелчок. Дзинь. Щелчок же!

— Я уже взрослая и всё понимаю! Ведьма эта Катя.

Дзинь. Щелчок. Дзинь. Щелчок, щелчок, щелчок.

— Хорошо, что я отравила её гадкую псину.

Щелчок.

— Ты что сделала?!

Щелчок.

— Да, я отравила её лающую крысу!